Последний из могикан ф куприн читать. Купер. Последний из могикан. Спасение Ункаса, хитрое перевоплощение

Купер Д. Ф. Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе: Роман / Пер. С англ. - М.: РИМИС, 2012. - 352 с.

Роман Фенимора Купера «Последний из могикан» - вторая книга в пенталогии о Натаниэле Бампо. Между событиями романа «Зверобой» и второй книгой проходит около 15 лет. Молодому вождю делавар, последнему могиканину Ункасу по прозвищу Быстроногий Олень всего 15 лет. Чингачгук уже похоронил прекрасную Уа-та-Уа. В течение этого времени Чингачгук и Соколиный Глаз участвовали во многих кровавых схватках с ирокезами. В III главе, как видно из повествования, два друга вновь встречаются, как будто перед этим они не виделись некоторое время. Друзья спорят о том, кому принадлежит земля между Гудзоном и Солёным Озером. Этот спор облачён в красивый образный язык индейцев. Суть спора состоит в том, кто больше имеет прав на спорную землю: могикане, пришедшие с восточных степей и победившие местных аборигенов (аллигевов), или голландцы, приплывшие из-за океана и прогнавшие могикан. Чингачгук аргументирует так: «...разве ты не видишь разницы между стрелой с каменным остриём и свинцовой пулей, которой ты приносишь смерть?» Соколиный Глаз парирует: «Я неучёный человек и не скрываю этого; однако, судя по тому, что я видел во время охоты на оленей и белок, мне кажется, что ружье в руках моих дедов было менее опасно, нежели лук и хорошая кремниевая стрела, которую послал в цель зоркий глаз индейца» (с. 24) Учёные историки говорят, что аборигены потенциально могли прогнать чужестранцев, используя только лук и стрелу с «каменным остриём», так как мушкеты не обладали точностью и дальностью стрельбы, да и самих голландцев было на порядок меньше, чем индейцев, но звук выстрела огнестрельного оружия вызвал у туземцев благоговейный страх. То есть индейцы-язычники приняли оружие чужестранцев за оружие Великого Духа, но в руках противника (Глеб Носовский. Эхо Москвы. 10 марта 2014г. Интервью: Где ты, поле Куликово? Ч. 2 http://echo.msk.ru/programs/beseda/1275576-echo/).
Соколиный Глаз в то же время говорит, что его белые соотечественники могут неправильно истолковывать поступки своих современников, заведомо привирая или заблуждаясь: «Но я охотно сознаюсь, что не одобряю многих и очень многих поступков моих соотечественников. Один из обычаев этих людей - заносить в книги всё, что они видели или сделали, вместо того чтобы рассказать обо всем в поселениях, где всякая ложь трусливого хвастуна немедленно обнаружится, а храбрый солдат сможет призвать в свидетели собственным правдивым словам своих же товарищей. И поэтому многие ничего не узнают о настоящих делах отцов своих и не будут стараться превзойти их» (с. 24). Соколиный Глаз справедливо замечает: «Каждую историю можно рассматривать с двух сторон» (с. 25).
Когда появляется Ункас, друзья перестают спорить: «В течение многих минут не слышалось ни вопросов, ни ответов; каждый, казалось, ждал удобного мгновения, чтобы прервать молчание, не выказав любопытства, свойственного только женщинам, или нетерпения, присущего детям» (с. 27).

Главный злодей книги - гурон Магуа по прозвищу Хитрая Лисица. Это злопамятный, вероломный, жестокий индеец. История Магуа банальна: из-за пристрастия к огненной воде был изгнан из племени гуронов; примкнув к племени мохоков, служил на стороне полковника Мунро, кем также был наказан за пьянство (высечен плетью, что для индейца считается умалением чести и достоинства) (с. 100). Будучи проводником отряда майора Дункана Хейворда, который сопровождает дочерей Мунро, Кору и Алису, из крепости Эдвард в крепость Уильям-Генри, Магуа замыслил их похищение. К отряду Дункана самовольно присоединяется Давид Гамут, псалмопевец, большой чудак, но который впоследствии сыграет свою значительную роль в освобождении дочерей Мунро.
Соколиный Глаз, когда встречает заблудившийся отряд Дункана, не верит, что Магуа мог заблудиться: «Он заблудился в такое время, когда солнце жжёт вершины деревьев, а ручьи полны до краёв, когда мох каждой берёзы может сказать, в какой стороне неба загорится вечером северная звезда? Леса полны оленьих троп, которые сбегают или к рекам, или к соляным ямам, - словом, к местам, известным каждому» (с. 31).
Магуа отказывается сопровождать отряд Дункана, узнав, что новым проводником будет Соколиный Глаз. Дункан напоминает индейцу, что тот дал обещание полковнику Мунро охранять его дочерей, и использует образный язык: «А что скажут люди твоего племени? Они сошьют для Лисицы женское платье и велят ему сидеть в вигваме с женщинами, так как ему нельзя больше доверять дела мужественных воинов» (с. 37).
В итоге Магуа бежит, раненный Соколиным Глазом из «оленебоя». Если бы Дункан позволил Соколиному Глазу вовремя обезвредить Хитрую Лисицу (подстрелить ногу), не было бы ни похищений Коры и Алисы, ни кровавой резни после сдачи крепости Уильям-Генри генералу Монкальму, ни, вероятнее всего, гибели Ункаса и Коры, но на этом закончился бы рассказ.

Чтобы Кора и Алиса могли безопасно переночевать, Соколиный Глаз переправляет на пироге отряд Дункана в тайное укрытие, которое находится под водопадом реки Гудзон в каменных пещерах, вырытых водой («Гленн»). Высадив Дункана, девушек и Давида, Соколиный Глаз отправился за могиканами и провизией: «Лучше спать без скальпа, нежели страдать от голода при изобилии» (с. 46).

Давид Гамут - забавный и смешной персонаж, искусно встроенный Купером в канву повествования. Будучи тонким ценителем музыки он насильно насаждает окружающим своё искусство псалмопения. Для этого он носит в кармане камзола камертон и книжку псалмов. Несмотря на то, что он серьёзно относится к своему делу, окружающие смотрят на него с иронией, а гуроны примут его за умалишённого, что послужит для Гамута защитой, своеобразным тотемом. Примкнув к отряду Дункана и поощрённый заступницей Алисой, Гамут сразу же распределяет обязанности будущего квартета: Дункану он приписывает басовую партию, Алисе - партию сопрано, себе - тенора, лишь для партии контральто он не находит подходящего кандидата. Стихи псалмов довольно забавные:
«О, как отрадно это -
Жить в братстве и труде,
Как будто благовония
Текут по бороде!» (с. 19)
Но сама музыка, вдохновенный голос Давида не оставляют равнодушными никого, даже Соколиного Глаза, который считает певца легкомысленным, несерьёзным человеком (вместо того, чтобы уметь обращаться с ружьем, чудак развлекает себя и других голосовыми связками). Так, находясь в пещерах водопада, окружённых со всех сторон потоками воды, Давид поёт очередной торжественный псалом: «Разведчик сначала сидел, равнодушно опершись подбородком на руку, но мало-помалу его суровые черты смягчились. Может быть, в уме охотника воскресли воспоминания детства, тихие дни, когда ему приходилось слышать такие же псалмы из уст матери. Задумчивые глаза жителя лесов увлажнились, слёзы покатились по его собственным щекам, хотя он скорее привык к житейским бурям, чем к проявлениям душевного трепета» (с. 55).
Давид Гамут очень трепетно и ревностно относится к музыке вообще, к набору благородных звуков, и, когда ирокезы обнаружат тайное убежище отряда, вынужден будет искренне возмутиться оскорбительной какофонией боевого клича ирокезов и зажать уши. При этом Гамут ещё ни разу не слышал звуков своего храпа: когда отряд в пещере погрузился в сон, «со стороны Давида неслись такие звуки храпа, которые в минуту бдения, конечно, возмутили бы его же собственный слух» (с. 63).

Во время стычки с гуронами на водопаде Гленн, Соколиный Глаз, могикане и Дункан лишают жизни нескольких индейцев. Они могли бы продержаться ещё продолжительное время, если бы пирога, в которой находятся запасы пороха, не была похищена одним из ирокезов. Соколиный Глаз и могикане, следуя совету Коры, держат совет и оставляют отряд Дункана, уплывая вплавь вниз по течению. Совет Коры состоит в том, чтобы вызвать отряд гвардейцев из крепости Эдвард и разбить гуронов. В итоге Дункан, Кора, Алиса и Давид Гамут попадают в плен к гуронам. Гуроны находят знаменитое ружье Соколиного Глаза и думают, что великий и ужасный Длинный Карабин мёртв, но, не находя его останки, не могут добиться от Дункана правды. Дункан вынужден прибегнуть к помощи Магуа как переводчика, хотя знает французский язык. Магуа переводит слова гуронов: «Они спрашивают, где охотник... Ружье Длинного Карабина превосходно, его глаза никогда не мигают, а между тем это ружье... бессильно отнять жизнь у Хитрой Лисицы». Дункан с достоинством отвечает на изысканном языке, свойственном индейцам: «Лисица слишком храбр, чтобы помнить о ранах, полученных в битве, или о руках, которые нанесли их» (с. 89).
Когда гуроны узнают, что Соколиный Глаз и могикане бежали, индейцы яростными криками и забавными жестами показывают своё разочарование: «Одни бросились к берегу реки, яростно размахивая в воздухе руками, другие стали плевать в воду, точно мстя ей за то, что она изменнически лишила их несомненных прав победителей» (с. 91).

Отряд гуронов разделился на две группы, одной из которой руководит Магуа. В отряде предателя, кроме четырёх пленников, шесть ирокезов стражи. Дункану не удаётся откупиться от Магуа, так как индеец запросил дорогую цену: черноокую Кору в обмен на свободу белокурой Алисы. Между Дунканом, Корой и Алисой существует любовный треугольник: Кора влюблена в Данкана, а Дункан - в Алису. Мулатка Кора одновременно приглянулась и Ункасу, и Магуа. Магуа требует жертвы от Коры, решив одновременно завладеть красивой женщиной и отомстить полковнику Мунро за нанесённую обиду: «В таком случае, снова почувствовав удары на своей спине, гурон знал бы, где найти женщину, которой он передал бы свое страдание. Красивая дочь Мунро носила бы для него воду, жала его хлеб, жарила пищу. Тело седого вождя спало бы среди пушек, но Хитрая Лисица держал бы его сердце в своих руках» (с. 104). Но отказ Коры вызывает гнев Магуа и, посоветовавшись с гуронами, индейцы привязывают пленников к дереву. И вот, Кора, готовая жертвовать своей свободой, просит Дункана, чтобы он распоряжался ею. Дункан горячо негодует советом Коры: «Вы смеетесь над нашим несчастьем! Нет, не говорите об этом ужасном выборе: одна мысль об этом хуже тысячи смертей!» Эти слова любимого человека обнадёжили Кору: «...яркий румянец заиграл на её щеках, а в глазах загорелась горячая искра тайного чувства» (с. 109).
Ярость Магуа от упрямства пленников становится слепа: он не думая бросает свой томагавк в беззащитную Алису. Только чудо избавляет бедную девушку от неминуемой смерти: томагавк вонзается в ствол дерева над головой Алисы. Нервы Дункана не выдерживают и, разорвав ивовые путы, бросается на одного из индейцев. Вскоре на помощь приходят подоспевшие Соколиный Глаз и могикане. Воодушевлённый храбростью Ункаса, который разбивает томагавком голову одному из гуронов, Дункан выхватывает томагавк Магуа и бросает в первого попавшегося ирокеза: «Оружие попало в лоб индейца, но тупым концом и только на мгновение ошеломило его» (с. 111).
Друзья быстро справляются с шестью гуронами. В схватке с Чингачгуком Магуа притворяется мёртвым и благодаря этому ему удаётся бежать. Соколиный Глаз протыкает ножом грудь каждого ирокеза, а Чингачгук снимает с них скальпы. Кора и Алиса горячо радуются своему освобождению, и, глядя на девушек, «мужественный Дункан, не стыдясь, плакал» (с. 114).

Ункас по прозвищу Быстроногий Олень - главный герой книги. Это храбрый, хладнокровный, скромный воин племени могикан, последний воин из рода могикан. Как любому юноше ему свойственна горячность, но в Ункасе достаточно хладнокровия, чтобы сдерживать свой пыл. Соколиный Глаз критикует этот недостаток в характере молодого могиканина. Когда охотник рассказывает бывшим пленникам, как ему и могиканам удалось напасть на след Магуа, он довольно резко отзывается об Ункасе: «<...> мы всё-таки были невдалеке от вас. Надо сознаться, трудно было сдерживать вот этого молодого могиканина и заставить его сидеть в засаде... Ах, Ункас, ты вёл себя скорее как нетерпеливая и любопытная женщина, чем как мужественный и стойкий воин!» Но Ункас хладнокровно «сдержал свой гнев, отчасти из уважения к остальным слушателям, отчасти из почтения к своему старшему белому товарищу» (с. 118).

После освобождения из плена отряд Дункана во главе проводника Соколиного Глаза продолжают поход к форту Уильям-Генри. По пути останавливаются у целебного источника, чтобы поужинать, а чтобы безопасно переночевать Соколиный Глаз приводит отряд к заброшенному, забытому в глухом лесу, блокгаузу. Когда-то Соколиный Глаз и Чингачгук на заре своей юности вместе с племенем могикан отражали нападение племени мохоков и это на скоро собранное охотником бревенчатое сооружение спасло им жизнь. Убитых мохоков Соколиный Глаз закопал неподалёку от блокгауза. Небольшой холм, поросший травой, был их могилой, на который присели усталые путники - Дункан и девушки - и слушали интересный рассказ охотника: «Я собственными руками похоронил убитых. Они лежат вот под тем самым холмиком, на котором вы расположились. И надо сказать, что сидеть здесь очень удобно, хотя пригорок этот возвышается над грудой человеческих костей». «Хейворд и Алиса с Корой мгновенно вскочили с покрытой травой могилы» (с. 123).
Перед отбоем Дункан говорит, что будет стоять на часах, так как в пещерах водопада Гленн он «показал себя соней». Соколиный Глаз говорит ему, что это необязательно, так как Чингачгук лучший среди них часовой и что пусть берёт пример с Ункаса, который уже лёг спать. Но Дункан остался на часах, а когда глубокой ночью крики выпи стали сливаться со стоном совы, Дункан предательски - относительно совести офицера - задремал. После пробуждения Дункан досадует: «Если бы стыд мог излечить меня от сонливости, я никогда больше не сомкнул бы глаз» (с. 126).

На следующее утро Соколиный Глаз и отряд Дункана добираются к форту Уильям-Генри. Они подходят к небольшому водоёму под названием «Кровавый пруд» и встречают французского гренадёра на часах. Становится ясно, что крепость окружена лагерем французского генерала Монкальма, а по периметру расставлена цепь часовых. От разоблачения друзей спасает густой туман и знание Дунканом французского языка. Впоследствии скальп весёлого и любезного француза достаётся Чингачгуку, а тело - Кровавому пруду (Bloody Pond). Соколиный глаз разворачивает отряд и ведёт на ближайшую гору, которая поднимается над фортом Уильям-Генри на тысячу футов. С этой высоты форт полковника Мунро и лагерь генерала Монкальма виден как на ладони: «Если бы можно было так же отчётливо видеть сердца людей, как лагерь Монкальма с этого места, мало бы осталось лицемеров и хитрость мингов потеряла бы силу», - говорит Соколиный Глаз (с. 136).
Благодаря туману Соколиному Глазу удаётся пробраться в форт Уильям-Генри. Очень трогательно звучат слова полковника Мунро при виде живых дочерей: «<...> Господь вернул мне моих детей! Откройте ворота! Вперёд, мои молодцы! Не спускайте курков, чтобы не убить моих овечек! <...>» (с. 142)

Генерал Монкальм (Луи-Жозеф де Монкальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран) во время перемирия договаривается с полковником Мунро и майором Хейвордом о почётной капитуляции, обещая такие льготы, как сохранение воинской чести, знамён короля, оружия и безопасное выступление и сдача крепости. Но французский генерал нарушает своё слово и, когда индейцы-союзники нападают на арьергард англичан, состоящий из раненых солдат и женщин, и устраивают кровавую резню, солдаты французской армии стоят в бездействии, «которое никогда не было объяснено и которое оставило несмываемое пятно на блестящей репутации Монкальма» (с. 179). «...Французский командующий обладал мужественным и предприимчивым характером, считалось, что он является знатоком всяких политических интриг, которые не требовали проявлений высоких моральных качеств и которые так опорочили европейскую дипломатию того времени» (с. 92). После разгрома форта Уильям-Генри генерал Монкальм уводит войска на север, в неприступную крепость Тикондерога.
Коварный и вероломный гурон Магуа снова берёт в плен дочерей Мунро. Давид Гамут, которому Дункан поручил охрану Коры и Алисы, идёт за гуроном. Во время резни Давид прибегает к помощи псалмов, убеждённый, что они остановят разъярённых язычников. Пение Давида и размахивание в такт свободной руки спасает его от смерти.
Через три дня Соколиный Глаз, могикане, Дункан и полковник Мунро нападают на след Магуа. Из повествования нельзя понять, где находился Соколиный Глаз с могиканами во время «почётной» капитуляции армии Мунро (полковник Мунро и майор Хейворд сопровождали авангард войска) и почему охрану девушкам не поручили охотнику. Чтобы отправиться на поиски Коры и Алисы Соколиный Глаз и компания приходят на место трагедии спустя три дня. Вероятно, это промедление послужит в дальнейшем причиной неблагоприятных для главных героев последствий.
Чингачгук находит отпечаток ноги коварного гурона и Ункас тщательно осматривает след: «молодой могиканин нагнулся над следом и, отбросив листья, рассыпанные вокруг этого места, принялся рассматривать его со вниманием, похожим на то, с каким в наши дни банкир рассматривал бы подозрительный чек» (с. 185).

Соколиный Глаз и могикане, следуя «уликам» гурона и пленников (зелёная вуаль Коры, медальон Алисы и камертон Давида), делают вывод, что Магуа ведёт своих пленников по западному берегу озера Хорикэн (в наши дни - Lake George) в родное селение. Соколиный Глаз призывает Дункана не спешить и переночевать на развалинах форта Уильям-Генри. Здесь у ночного костра охотник и могикане будут курить трубку совета и решат, как миновать озеро Хорикен: по суше или по воде. Со стороны, где лежат убитые английские солдаты и женщины, доносятся легкие звуки, которые слышит бдительный Дункан и говорит о своих подозрениях охотнику. Ункас выходит на разведку и вскоре приходит с трофеем на поясе. Убитым окажется одинокий индеец-онайда, забредший на место резни, чтобы разжиться скальпами убитых. Индейцы, в том числе из племени могикан, любят похвастаться своими подвигами в кругу племени, так как хвастовство не считается для них чем-то зазорным, но в военном походе они достаточно скромны. Так и Ункас, когда вернулся с трофеем, не сказал ни слова: «Вместо поспешного пространного рассказа... молодой воин довольствовался сознанием, что его дела сами будут говорить за него». Дункан не выдерживает и спрашивает Ункаса, что случилось с врагом, не напрасно ли он стрелял из ружья, на что Ункас «отстранил складки своей охотничьей рубашки и спокойно показал роковую прядь волос - символ победы» (с. 195). Даже Соколиный Глаз поначалу не поверил в успех Ункаса, так как выстрел ружья раздался после того, как онайда бросился в воду: «...Более чем вероятно, что негодяй будет рассказывать всякие небылицы о большой засаде, куда он попал, идя по следам двух могикан и одного белого охотника. <...> В каждом народе найдутся честные люди, которые оборвут нахала, когда он станет говорить что-нибудь неразумное» (с. 194).
На совете охотник и могикане курят трубку. Ункас, как самый младший на совете, не вмешивается в спор, пока охотник из вежливости не спрашивает и его мнения. Спор идет оживлённый, но «...Несмотря на это, терпению и сдержанности спорящих друзей могли бы поучиться самые почтенные министры на любом совещании» (с. 197). Могикане настаивали, чтобы отряд отправился по суше - по следам гурона, а Соколиный Глаз - чтобы отряд ушёл по воде, так как вода не оставляет следов, а убитый онайда только привлечёт дополнительные неприятности. В итоге охотник сумел переубедить могикан: «...Ункас и его отец, вполне убеждённые доводами Соколиного Глаза, отказались от мнения, высказанного ими раньше, с такой терпимостью и простотой, что будь они представителями великой и цивилизованной нации, то эта непоследовательность привела бы к краху их политической репутации» (с. 198).

Ранним утром отряд выступил в плавание по озеру Хорикэн. Вскоре они обнаружены группой ирокезов, которые находились на одном из островов. На двух пирогах индейцы устраивают за ними погоню. Охотник простодушно советует Дункану и Мунро, чтобы они ложились на дно лодки, так как по индейским понятиям рисковать жизнью без открытой борьбы - верх безрассудства. Но майор Хейворд придерживается другого мнения: «Дурной был бы пример, если бы старшие по чину прибегали к увёрткам, когда воины находятся под огнём!» (с. 206) Никто не ранен и благодаря хитрости кормчего Чингачгука беглецы благополучно добираются до бухты на северном конце озера.
Местность, где они выходят на берег, необитаема и даже во времена Купера граница между областями Шамплейна и Гудзона была известна жителям нью-йоркского штата меньше, чем «Аравийская пустыня или среднеазиатские степи» (с. 211). Под «среднеазиатскими степями» Купер имеет в виду степи Татарии (Тартарии). В пятой книге о Натаниэле Бампо «Прерия» Купер пишет, что степи к западу от Миссисипи, получившие название Большие прерии, «наиболее походят на степи Татарии» (Купер Фенимор. Прерия/Пер. С англ. - М.: «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2011. - 493 с.: ил. - с. 6).
Много миль идут Соколиный Глаз, могикане, Дункан и Мунро по пересечённой местности. К ночи они устраивают привал и рано утром снова поднимаются в путь. Через несколько миль охотник начинает беспокоиться, так как, согласно его предположению, Магуа и пленники должны были оставить после себя следы. Ункас, живые глаза которого говорили о находке, снова молчал, не вмешиваясь в разговор отца с охотником, и лишь Дункан, заметивший перемену в молодом могиканине, обратил на это внимание Чингачгука. Оказалось, что глаза Ункаса увидели в десяти футах к северу, докуда не дошел охотник, следы от копыт лошадей. Дункан удивляется выдержке Ункаса, на что Соколиный Глаз замечает: «Было бы удивительнее, если бы он заговорил без разрешения. Ваши молодые люди, которые набираются знаний из книг и исчисляют весь свой опыт страницами, воображают, что их знания, как ноги, опередят в беге ноги отцов. Но там, где учителем является опыт, ученик приучается ценить старших, уважать их годы и знания» (с. 212).
Вскоре они находят отпущенных на свободу нарраганзетов, а на опушке леса у бобровой запруды встречают Давида Гамута в индейском обличье. От Давида друзья узнают, что Алиса в плену у гуронов, а Кора - у озерных делаваров, союзников гуронов и французов. Чтобы вызволить Алису из плена, Дункан решается на рискованный шаг: переодеться в шута и выдать себя за французского лекаря. Соколиный Глаз сомневается в удаче Дункана, но, скрипя сердцем, уступает Дункану: «Может быть, ему и понравилась смелость юноши. Как бы то ни было, вместо того чтобы возражать против намерения Дункана, он внезапно изменил своё настроение и стал помогать выполнению его плана» (с. 229).
Дальше события происходят стремительно. Чингачгук и полковник Мунро прячутся в глиняном вигваме бобра и сидят там до финальной схватки делаваров с гуронами, Давид и Дункан идут в деревню гуронов, Ункас преследует трусливого ирокеза (Шаткий Тростник) и попадает в плен, а Соколиный Глаз, связав местного шамана гуронов, облачается в чучело бурого медведя и появляется в пещере, где Магуа держит Алису. Пленённый Ункас держится хладнокровно и с достоинством. Ничто не может поколебать его равнодушие и презрение к врагу, даже истерика местной старухи: «...Ваше племя - бабье племя, и мотыга больше годится для ваших рук, чем ружье. Ваши женщины - матери оленей, и, если бы медведь, или дикая кошка, или змея родилась между вами, вы бы обратились в бегство. Гуронские девушки сошьют тебе юбку, а мы отыщем тебе мужа...» (с. 241)
Дункан хитростью попадает в пещеру и вместе с охотником освобождают Алису, а подоспевшего Магуа связывают ивовыми прутьями. У Соколиного Глаза есть новый шанс расправиться с жестоким гуроном, но под белой кожей охотника честное сердце и кровь белого человека: он не может убить беззащитного врага. Это будет впоследствии ещё одним роковым обстоятельством гибели двух главных героев. Когда Магуа придут освобождать одураченные гуроны, он скажет им, что «злой дух», ослепивший их глаза, есть Длинный Карабин, у которого «под белой кожей скрывается сердце и хитрый ум гуронов» (с. 281).
Дункан с Алисой уходят в горы к делаварам, а Соклиный Глаз при помощи Давида Гамута, разыграв перед стражей пленника целый спектакль, освобождают Ункаса: Ункас облачается в «костюм» медведя, охотник - в учителя пения, а Давид остаётся в вигваме вместо пленника. Соколиный Глаз и Ункас уходят к деловарам.

Коварный, вероломный, жестокий Магуа - безупречный дипломат. Он обладает хитрым красноречием, завоевывает сердца племенных вождей агрессивной пропагандой, не брезгует лестью. Так, вернувшись в лагерь гуронов после охоты и узнав о пленении Ункаса, Магуа рассказывает о совершенных подвигах, но умалчивает о допущенных промахах; с волнением рассказывает о заслугах погибших товарищей: «<...> Ни одного качества, которое было бы способно возбудить симпатию в индейцах, он не упустил из виду. Один никогда не возвращался с охоты с пустыми руками, другой был неутомим в погоне за неприятелем. Этот храбр, тот щедр... ...Он так искусно давал характеристики умершим, что сумел возбудить сочувствие в каждом из членов племени» (с. 252). После побега Ункаса хитрый Магуа на совете племени предлагает свой план, суть которого состоит не в нападении на племя делаваров, а в мирном урегулировании спора при помощи красноречия и «подарков» - трофеев, доставшихся ему после резни у форта Уильям-Генри: «Он начал с того, что польстил самолюбию слушателей. Перечислив многочисленные случаи, в которых гуроны выказывали свою храбрость и отвагу, он перешёл к восхвалению их мудрости. Он сказал, что именно мудрость составляет главное различие между бобром и другими зверями, между людьми и животными, между гуронами и всем остальным человечеством. <...> ...Он так искусно смешал воинственные призывы со словами коварства и хитрости, что угодил склонностям обеих сторон, причём ни одна сторона не могла бы сказать, что вполне понимает его намерения» (с. 283).

Следует остановится на одиночестве Магуа. Когда блудный гурон возвращается в родное племя, он ночует в старом полуразвалившимся жилище: «Жена, которую вождь гуронов покинул, когда народ изгнал его, уже умерла. Детей у него не было, и теперь он оставался одиноким в своей хижине» (с. 284).

К делаварам Магуа приходит один (отряд его воинов залёг в лесу). Из разговора с одним из вождей, Магуа понимает, что делавары не хотят возвращать Кору. И тогда он прибегает к подаркам: «Подарки состояли большей частью из дешевых безделушек, снятых с женщин во время резни в крепости Уильям-Генри. Лукавый гурон выказал не меньше умения в распределении побрякушек, чем в выборе их. Самые драгоценные он отдал двум из важнейших вождей, остальные подарки он раздал младшим с такими любезными и кстати сказанными комплиментами, что никто из них не имел повода быть недовольным» (с. 289). Делавары охотно принимают подарки, и, смягчившись, главный вождь признаётся, что к ним приходили бледнолицые странники, что именно странники, а не шпионы. Надо сказать, что озёрные делавары - союзники гуронов и генерала Монкальма, но несмотря на это отказались от участия в вооруженном походе против англичан и от разгрома форта Уильям-Генри, в частности. Хитрый Магуа напомнил вождю об этом: «<...> Ингизы послали своих разведчиков. Они были в моих вигвамах, но не нашли никого, кто мог бы приветствовать их. Тогда они убежали к делаварам, потому что, говорят они, делавары - наши друзья; их души отвратились от канадского отца» Упрёк Магуа подействовал: «Удар был нанесён великолепно и в более цивилизованном обществе доставил бы Магуа репутацию искусного дипломата» (с. 290).
Вскоре к ним выходят три старых вождя, двое из которых придерживают за руки самого старого делавара, знаменитого вождя делаваров - Таменунда. Старейший вождь и два старых вождя сидят на некотором возвышении относительно всего племени. Все индейцы, молодые воины, женщины и дети, плотным кольцом окружают место предстоящего судилища. Сюда выводят пленников: Кору с Алисой, Дункана и Соколиного Глаза. Магуа заявляет свои права не только на Кору, он просит всех пленников, в том числе и охотника. Когда Таменунд спрашивает Дункана и Соколиного Глаза, кто из них знаменитый Длинный Карабин, охотник молчит: «Я не отзывался на имя «Длинный Карабин» не из стыда и страха, потому что ни одно из этих чувств не свойственно честному человеку... Но я не желаю признавать за мингами право давать какие-либо прозвища человеку, которому друзья дали особое имя за его природные дарования. <...> Но я действительно тот человек, который получил имя Натаниэля от семьи и лестное имя Соколиного Глаза от делаваров, живущих на своей реке» (с. 296).
Купер допускает ошибку, когда в романе «Зверобой» устами умирающего ирокеза по прозвищу «Волк» даёт охотнику прозвище «Соколиный Глаз» вместо подходящего по контексту прозвища «Длинный Карабин» (роман «Зверобой» опубликован последним, хотя по хронологии эпопеи является первой книгой). И теперь слова охотника о том, что прозвище «Соколиный Глаз» дали ему речные делавары, выглядят неправдой, что подрывает репутацию литературному герою!
Дункан хочет спасти охотника и потому говорит всем, что это он Длинный Карабин. Но охотник не поддерживает Дункана и между ними происходит небольшое состязание по стрельбе из ружей, в котором побеждает Соколиный Глаз. Таменунд даёт слово хитрому Магуа и, выслушав его, отдаёт ему пленников. Кора пытается повлиять на решение Таменунда, но патриарх непреклонен. Тогда она обращает его внимание на другого пленника делаваров - Ункаса. Таменунд непреклонен и здесь: он присуждает молодого могиканина к пытке огнём. Но, когда одни из мучителей сдирает с Ункаса рубашку, делавары замечают на его груди татуированное изображение черепахи, символ вождя делаваров из племени Черпепах. Это символ, которому озёрные делавары поклоняются с пиететом. Ункас говорит Таменунду, что он сын Чингачгука, «один из сыновей великой Унамис - Черепахи». Патриарх делаваров, котрому уже минуло сто лет, говорит Ункасу: «Четыре воина из рода Ункаса жили и умерли, с тех пор как друг Таменунда водил свой народ на войну... Кровь Черепахи текла в жилах многих вождей, но все они вернулись в землю, из которой пришли, кроме Чингачгука и его сына» (с. 311).
Патриарх спрашивает у молодого могиканина, имеет ли гурон «права победителя» в отношении него самого, Соколиного Глаза, Дункана, Алисы и Коры. Ункас ответил, что только Кора принадлежит гурону по праву. Великодушный и честный Ункас, который мог решить свою судьбу и судьбу Коры, не пошёл против своих принципов. Дункан, как в свое время Кора, выступил перед Таменундом в защиту Коры, но получил отказ: «Слова делавара сказаны... Мужчины не говорят дважды» (с. 314).
Прощаясь с друзьями, Кора напутствует Дункану, который держит в руках лишившуюся чувств Алису: «<...> Нечего говорить, чтобы вы берегли сокровище, которым вы будете обладать. Вы любите Алису, Хейворд, и ваша любовь простила бы ей тысячу недостатков! Но... В ней нет ни одного такого недостатка, который мог бы заставить покраснеть самого гордого из людей. <...> А душа её чиста и белоснежна. <...>» (c. 317) В будущем у Дункана и Алисы будут двое детей. У дочери родится сын, которого будут звать Дункан Ункас Мидлтон, названного так в честь деда и друга, спасшего ему жизнь на водопаде Гленн, но это история уже из пятой книги о Натаниэле Бампо. К тому времени майор Дункан Хейворд умрёт от старости.
Между делаварами, которых возглавляет молодой вождь Черепах, и гуронами, во главе которых Магуа, происходит кровавая схватка. Спасая Кору от свирепого Магуа, загнанного в угол, Ункас гибнет от его ножа, а Кора от ножа другого гурона. Магуа бежит, но пуля Соколиного Глаза наконец убивает его.
Кору похоронили по обычаю бледнолицых людей: «Место, выбранное для могилы Коры, оказалось небольшим холмом, на котором росла группа молодых сосен, бросавших унылую тень на землю» (с. 346).
Ункаса похоронили по обычаю краснокожих. Таменунд говорит своё последнее слово: «<...> Мой день был слишком долог. В утро моей жизни я видел сынов Унамис счастливыми и сильными, а теперь, на склоне моих дней, дожил до того, что видел смерть последнего воина из мудрого племени могикан!» (с. 349)

© Парфенова А., составление, предисловие, комментарии, 2013

© DepositPhotos.com / Andrey Kuzmin, обложка, 2013

© Shutterstock.com / Triff, обложка, 2013

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2013

* * *

Предисловие

Джеймс Купер (Фенимор – девичья фамилия матери писателя, взятая им в качестве псевдонима в зрелые годы творчества) родился в 1789 году в изобилующем рыбой и дичью таежном штате Нью-Йорк, на самой границе с Канадой, когда Соединенные Штаты только-только обрели независимость. Одиннадцатый ребенок в здоровой протестантской семье, которая процветала благодаря деловой и политической одаренности главы семьи, судьи Купера, Джеймс вместе с братьями и сестрами рос на берегу озера Отсего, рядом с огромными сельскохозяйственными угодьями, которые великим трудом переселенцы отвоевали у леса. Жизнь семьи протекала между правильным христианским домоустройством на британский лад, в котором царили уважение к старшим и джентльменское, рыцарское отношение к женщинам, и необозримой дикой тайгой, в которой обитали хищники и те, кого переселенцы боялись еще сильнее, – индейцы.

Прошли годы. Джеймс покинул дикий край, стал студентом-юристом, мечтая о политической карьере, потом записался во флот и два года плавал на военных кораблях, затем женился на любимой девушке, Сьюзан Деланси, принадлежавшей к одной из лучших семей тогдашнего Нью-Йорка (города). А потом на его семью, прежде веселую и благополучную, посыпались несчастья. Первой, упав с лошади, погибла любимая сестра и наперсница Джеймса Ханна, затем в расцвете лет скончался отец, а потом один за другим умерли четверо его старших братьев. Бремя забот о сельхозугодьях, кораблях и заводах, принадлежавших семье, пало на плечи Джеймса вместе с необходимостью попечения о благополучии семейств его покойных братьев – у Купера было двадцать с лишним племянников и племянниц. К сожалению, с лихвой одарив деловыми талантами Купера-отца, судьба и природа не были щедрыми в этом отношении к Джеймсу. Хозяйственные неудачи, пожары, невыплаченные кредиты, тяжбы с соседями, быстро понявшими, что молодой Купер совсем не так предприимчив, как старый, почти полностью разорили семью всего за пару лет. Но при помощи тестя и родственников жены Джеймсу удалось подправить ситуацию, а несколько позже, когда стали взрослыми дети старшего из братьев, он с облегчением передал в их управление сохранившуюся семейную собственность.

В 1815 году Куперы переехали в Мамаронек (сейчас это пригород Нью-Йорка), в дом тестя на Лонг-Айленде, где Джеймс начал свою политическую деятельность, а в 1818-м они строят собственный дом в Скарсдейле (другой пригород Нью-Йорка). В 1816 году он становится одним из основателей Американского библейского общества. Это некоммерческая светская межконфессиональная организация, которая до сих пор занимается изданием и распространением Библии по всему миру.

Сейчас это самая крупная подобная организация в мире, одним из главных активов которой является крупнейшее в мире (уступает только ватиканскому) собрание Библий всех времен и народов.

В 1818 году умерла мать Сьюзан, жены Купера. Она очень тосковала и находила утешение лишь в чтении английских романов, которые время от времени доставляли в Нью-Йорк морем. Особенной ее любовью пользовались произведения Вальтера Скотта и Джейн Остен. Но часто ей приходилось читать романы писателей похуже, а то и вовсе пустые однодневки. Глядя на страдания любимой женщины, Купер решил сам написать роман, который бы ее утешил. Сьюзан ни минуты не верила, что у Джеймса хватит на это терпения. Однако любящий муж оказался на высоте. В ноябре 1820 года, когда Джеймсу Куперу уже перевалило за тридцать, нью-йоркское издательство Эндрю Томпсона Гудрича анонимно опубликовало его роман «Предосторожность». Это была семейная сага, довольно удачно имитировавшая английских писательниц того времени. Жене роман понравился. Издание не принесло Куперу денег, однако эта работа помогла ему открыть для себя новое продуктивное поприще, для которого могли пригодиться его природные задатки – великолепные качества рассказчика, аналитический ум и потребность в творчестве.

Джеймс Купер начал писать, будучи взрослым человеком со сложившимися взглядами. Вот что писал он в 1822 году в журнале «Литерари энд сайнтифик репозитери энд критикал ревью»: «Хорошая проза, каким бы парадоксальным это ни показалось, обращается к нашей природной любви к правде, не к любви к фактам, подлинным именам и датам, а к высшей правде, которая является природой и главным принципом человеческого разума. Интересный роман адресуется прежде всего к нашим моральным устоям, чувству справедливости и другим принципам и чувствам, которыми одарило нас Провидение, адресуется к человеческому сердцу, которое одно у всех людей. Писателям следует избегать таких тем как политика, религия или общественные проблемы, а сосредоточиться на местных моральных и социальных особенностях, которые отличают нас, американцев, от других жителей Земли».

В своих произведениях Купер четко и неотступно следует этим принципам. Он не берет на себя функции политического борца, тем более что к тому времени он утратил политические иллюзии. Как последовательный гуманист и представитель романтического направления в литературе, он берет маленькую частную историю и, рассказывая ее, показывает нам «моральные и социальные особенности» всей Америки того периода.

Врожденное чувство справедливости, которым Джеймс Купер как истинный джентльмен был щедро наделен, природный гуманизм и христианская совесть этого человека сделали его свидетелем и рассказчиком одной из самых страшных историй человеческой цивилизации.

В США уже давно ведется дискуссия о том, являлось ли геноцидом уничтожение американских индейцев белыми европейскими переселенцами. За время колонизации по разным причинам погибло, по разным данным, от 15 до 100 миллионов коренных обитателей континента. Переселенцы отравляли реки, вдоль которых жили целые племена, выжигали леса, истребляли бизонов – главный источник пищи для многих племен, а иногда и вовсе скармливали псам индейских детей. Когда же индейцы пытались сопротивляться, их объявляли жестокими дикарями.

Американцам, которые привыкли считать себя непогрешимыми, до сих пор трудно признать, что благополучие их нынешней цивилизации построено на крови и костях миллионов законных обитателей приглянувшегося им континента, поэтому раз за разом при рассмотрении в Конгрессе или в Сенате этого вопроса они решают: геноцида не было.

Оставим это на их совести и обратимся к лучшему, по мнению критиков, роману Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан», уже само название которого рисует трагическую картину исчезновения целого народа.

Главный герой романа – Натти Бампо, его другие имена – Соколиный Глаз, Длинный Карабин или Кожаный Чулок. Натти – охотник и зверолов, выходец из нижних классов общества, а на самом деле философ-отшельник. Он не понимает и не принимает «наступление прогресса» и уходит от него все глубже и глубже в недра континента. Как подлинный романтический герой, свои силы он черпает у природы, именно она дает ему ясность ума и моральную уверенность. Этот персонаж, очень полюбившийся читателям, проходит через все романы Купера о дикой жизни.

Вот что пишет о Натти американский поэт Ричард Дана в своем частном письме Куперу: «Не получивший образования ум Натти, его простая уединенная жизнь, его простота в сочетании с деликатностью внушили мне восхищение, соединенное с сожалением и беспокойством. Его образ начинается с такой высокой ноты, что я боялся, сумеет ли эта нота быть выдержанной до конца. Один из моих друзей сказал: „Как бы мне хотелось уйти в леса вместе с Натти!“».

Роман «Последний из могикан» – о человеческих отношениях: любви, дружбе, зависти, вражде, предательстве. История дружбы белого охотника Натти Бампо и Чингачгука, индейца из вымершего племени могикан, – бессмертное создание мировой литературы. Она рассказана на фоне повествования о Семилетней войне между англичанами и французами за владение теми частями Северной Америки, что расположены на границе нынешних Соединенных Штатов и нынешней Французской Канады.

По поводу образов индейцев Чингачгука и его сына Ункаса велось много споров. Во время своей политической деятельности Купер часто встречался с индейцами. Среди его знакомых был Онгпатонга, вождь племени омаха, известный своим красноречием. Купер сопровождал его во время поездки в Вашингтон для выступления в правительстве. Знал Купер и молодого Петалесхаро из племени пауни. «Этот юноша мог бы быть героем любой цивилизованной нации», – говорил о нем Купер. Исследователи считают, что именно эти люди стали прообразами Чингачгука и Ункаса.

Современные Куперу критики упрекали его за идеализацию индейцев. В. Паррингтон, известный американский культуролог, писал: «Сумерки – могучий волшебник, и Купер поддался волшебству сумеречного освещения, окружавшего мягким ореолом хорошо знакомое ему прошлое». На это Купер отвечал, что его описание не лишено романтики и поэтичности, как подобает в романе, но он ни на йоту не отступил от правды жизни.

И мы с вами согласны с автором, мы видим, что, несмотря на стремление сделать сюжет захватывающим и динамичным, Купер-реалист берет верх над Купером-романтиком. Наступающая гибель цивилизации американских индейцев – вот реальность, в которой живут, действуют и гибнут его персонажи.

Чрезвычайно деликатно и целомудренно рассказывает автор о любви дочери английского полковника и сына индейского вождя. Скупыми, но необычайно поэтичными мазками Купер рисует эту историю. Некоторые исследователи видели в любви и смерти Ункаса и Коры глубокий символизм. Кора, частично африканка, и Ункас, краснокожий, не имеют будущего в Америке, они жертвы отвратительных, неприемлемых для Купера явлений американской жизни – рабства и истребления индейцев.

Возможно, именно это и есть главная мысль романа, автор которого с глубоким пессимизмом смотрел на то, что происходило в его родной стране.

В начале двадцатых годов XIX века американская публицистка Маргарет Фуллер писала: «Мы пользуемся языком Англии и с этим речевым потоком впитываем и влияние ее идей, чуждых нам и губительных для нас». А лондонский «Новый ежемесячник» писал: «Говорить об американской литературе – значит вести речь о чем-то, чего не существует».

Джеймс Фенимор Купер был одним из тех, кто изменил это положение вещей. В конце жизни Купера известный историк литературы Фрэнсис Паркмен писал: «Из всех американских писателей Купер является наиболее оригинальным и наиболее типично национальным… Его книги – правдивое зеркало той грубой атлантической природы, которая кажется странной и новой европейскому глазу. Море и лес – сцены наиболее выдающихся достижений его сограждан. Они живут и действуют на страницах его книг со всей энергией и правдивостью подлинной жизни».

Акулина Парфенова

Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе

Глава I

Открыт я новости

И сердцем подготовлен.

Скажи как есть, пусть даже горько станет:

Пропало ль королевство?

У. Шекспир 1
Стихотворные эпиграфы в переводе Е. Петрушевского.


Может быть, на всем огромном протяжении границы, которая отделяла владения французов от территории английских колоний Северной Америки, не найдется более красноречивых памятников жестоких и свирепых войн 1755–1763 годов1
жестоких и свирепых войн 1755–1763 годов … – В эти годы Англия и Франция вели друг с другом колониальные войны в Северной Америке, в Карибском бассейне, в Индии и в Африке, что было основанием для того, чтобы назвать этот период Первой мировой войной. Войну за северо-восточную часть нынешних Соединенных Штатов и юго-восточную часть нынешней Канады, названную также Семилетней или Франко-индейской, англичане вели против французских королевских войск и союзных с ними индейских племен. Фактически война закончилась в 1760 году взятием англичанами Монреаля и концом французского присутствия в Северной Америке. Вся территория Канады перешла тогда под власть Англии. Парижский мирный договор положил юридический конец этой войне в 1763 году.

Чем в области, лежащей при истоках Гудзона и около соседних с ними озер.

Эта местность представляла для передвижения войск такие удобства, что ими нельзя было пренебрегать.

Водная гладь Шамплейна2
Водная гладь Шамплейна … – Шамплейн – пресноводное озеро, длиной около 200 километров, находится на территории штатов Нью-Йорк, Вермонт (США) и провинции Квебек (Канада). Знаменито якобы обитающим в нем легендарным чудовищем Чампа.

Тянулась от Канады и глубоко вдавалась в колонию Нью-Йорк; вследствие этого озеро Шамплейн служило самым удобным путем сообщения, по которому французы могли проплыть до половины расстояния, отделявшего их от неприятеля.

Близ южного края озера Шамплейн с ним сливаются хрустально-ясные воды озера Хорикэн – Святого озера.

Святое озеро извивается между бесчисленными островками, и его теснят невысокие прибрежные горы. Изгибами оно тянется далеко к югу, где упирается в плоскогорье. С этого пункта начинался многомильный волок3
многомильный волок … – Волок – перевал в верховьях рек различных бассейнов, происходит от слова «волочить» (тащить). Через волоки тащили суда сухим путем – волоком.

Который приводил путешественника к берегу Гудзона; тут плавание по реке становилось удобным, так как течение свободно от порогов.

Выполняя свои воинственные планы, французы пытались проникнуть в самые отдаленные и недоступные ущелья Аллеганских гор4
…недоступные ущелья Аллеганских гор … – Аллеганы – горы в системе Аппалач, восточная часть одноименного плато. Расположены на территории нынешних штатов Виргиния, Западная Виргиния, Мэриленд и Пенсильвания (США).

И обратили внимание на естественные преимущества только что описанной нами области. Действительно, она скоро превратилась в кровавую арену многочисленных сражений, которыми враждующие стороны надеялись решить вопрос относительно обладания колониями.

Здесь, в самых важных точках, возвышавшихся над окрестными путями, вырастали крепости; ими овладевала то одна, то другая враждующая сторона; их то срывали, то снова отстраивали, в зависимости от того, чье знамя взвивалось над крепостью.

В то время как мирные земледельцы старались держаться подальше от опасных горных ущелий, скрываясь в старинных поселениях, многочисленные военные силы углублялись в девственные леса. Возвращались оттуда немногие, изнуренные лишениями и тяготами, упавшие духом от неудач.

Хотя этот неспокойный край не знал мирных ремесел, его леса часто оживлялись присутствием человека.

Под сенью ветвей и в долинах раздавались звуки маршей, и эхо в горах повторяло то смех, то вопли многих и многих беззаботных юных храбрецов, которые в расцвете своих сил спешили сюда, чтобы погрузиться в глубокий сон долгой ночи забвения.

Именно на этой арене кровопролитных войн развертывались события, о которых мы попытаемся рассказать. Наше повествование относится ко времени третьего года войны между Францией и Англией, боровшихся за власть над страной, которую не было суждено удержать в своих руках ни той, ни другой стороне5
над страной, которую не было суждено удержать в своих руках ни той, ни другой стороне … – Земли, за которые шла описываемая в романе война, в итоге не стали ни собственностью Англии, ни собственностью Франции. Эта территория стала собственностью Соединенных Штатов Америки, государства, получившего полную независимость от Англии в 1776 году, при жизни Натти Бампо, главного героя романа.

Тупость военачальников за границей и пагубная бездеятельность советников при дворе лишили Великобританию того гордого престижа, который был завоеван талантом и храбростью ее прежних воинов и государственных деятелей. Войска англичан были разбиты горстью французов и индейцев; это неожиданное поражение лишило охраны б?льшую часть границы. И вот после действительных бедствий выросло множество мнимых, воображаемых опасностей. В каждом порыве ветра, доносившемся из безграничных лесов, напуганным поселенцам чудились дикие крики и зловещий вой индейцев.

Под влиянием страха опасность принимала небывалые размеры; здравый смысл не мог бороться с встревоженным воображением. Даже самые смелые, самоуверенные, энергичные начали сомневаться в благоприятном исходе борьбы. Число трусливых и малодушных невероятно возрастало; им чудилось, что в недалеком будущем все американские владения Англии сделаются достоянием французов или будут опустошены индейскими племенами – союзниками Франции.

Поэтому-то когда в английскую крепость, возвышавшуюся в южной части плоскогорья между Гудзоном и озерами, пришли известия о появлении близ Шамплейна маркиза Монкальма6
о появлении близ Шамплейна маркиза Монкальма … – Луи-Жозеф де Монкальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран (28 февраля 1712, Ним, Франция – 14 сентября 1759, Квебек), – французский военный деятель, командующий французскими войсками в Северной Америке во время Семилетней войны. В 1756 году был назначен командующим французскими войсками в Северной Америке. В течение первых лет Франко-индейской войны провел ряд успешных боевых операций против британских войск, в частности в 1756 году захватил и разрушил форт Осуиго на берегу реки Онтарио, отказав англичанам в почетной капитуляции из-за недостаточного мужества, проявленного английскими солдатами. В 1757 году одержал крупную военную победу, захватив форт Уильям-Генри в южной оконечности озера Джордж. В 1758 году наголову разбил пятикратно превосходившие его силы англичан в сражении за форт Карильон, проявив высокий профессионализм и незаурядные лидерские качества. В конце войны руководил обороной Квебека. 13 сентября 1759 года был смертельно ранен в неудачной для него битве на равнине Авраама, обеспечившей военную победу англичан в войне за североамериканские колонии. На неутешительные прогнозы врачей спокойно ответил: «Тем лучше. Я счастлив, что не увижу капитуляции Квебека». Скончался 14 сентября 1759 года в полевом госпитале на берегу реки Св. Чарльза близ Квебека.

И досужие болтуны добавили, что этот генерал движется с отрядом, «в котором солдат что листьев в лесу», страшное сообщение было принято скорее с трусливой покорностью, чем с суровым удовлетворением, которое следовало бы чувствовать воину, обнаружившему рядом с собою врага. Весть о наступлении Монкальма пришла в разгар лета; ее принес индеец в тот час, когда день уже склонялся к вечеру. Вместе со страшной новостью гонец передал командиру лагеря просьбу Мунро, коменданта одного из фортов на берегах Святого озера, немедленно выслать ему сильное подкрепление. Расстояние между фортом и крепостью, которое житель лесов проходил в течение двух часов, военный отряд со своим обозом мог покрыть между восходом и заходом солнца. Одно из этих укреплений верные сторонники английской короны назвали фортом Уильям-Генри, а другое – фортом Эдвард, по имени принцев королевского семейства. Ветеран-шотландец Мунро командовал фортом Уильям-Генри. В нем стояли один из регулярных полков и небольшой отряд колонистов-волонтеров; это был гарнизон, слишком малочисленный для борьбы с подступавшими силами Монкальма.

Должность коменданта во второй крепости занимал генерал Вебб; под его командованием находилась королевская армия численностью свыше пяти тысяч человек. Если бы Вебб соединил все свои рассеянные в различных местах отряды, он мог бы выдвинуть против врага вдвое больше солдат, чем было у предприимчивого француза, который отважился уйти так далеко от своего пополнения с армией не намного большей, чем у англичан.

Однако напуганные неудачами английские генералы и их подчиненные предпочитали дожидаться в своей крепости приближения грозного неприятеля, не рискуя выйти навстречу Монкальму, чтобы превзойти удачное выступление французов у Дюкенского форта7
удачное выступление французов у Дюкенского форта … – Битва за форт Дюк?н – сражение, состоявшееся между союзными франко-индейскими и британскими войсками под фортом Дюкен в Северной Америке 15 сентября 1758 года, во время Франко-индейской войны. Сражение было результатом неудачной разведки английских войск под командованием генерала Джона Форбса в окрестностях французского форта Дюкен. Закончилось победой франко-индейской стороны.

Дать врагу сражение и остановить его.

Когда улеглось первое волнение, вызванное страшным известием, в лагере, защищенном траншеями и расположенном на берегу Гудзона в виде цепи укреплений, которые прикрывали самый форт, прошел слух, что полуторатысячный отборный отряд на рассвете должен двинуться из крепости к форту Уильям-Генри. Слух этот скоро подтвердился; узнали, что несколько отрядов получили приказ спешно готовиться к походу. Все сомнения по поводу намерений Вебба рассеялись, и в течение двух-трех часов в лагере слышалась торопливая беготня, мелькали озабоченные лица. Новобранец тревожно сновал взад и вперед, суетился и чрезмерным рвением своим только замедлял сборы к выступлению; опытный ветеран вооружался вполне хладнокровно, неторопливо, хотя строгие черты и озабоченный взгляд ясно говорили, что страшная борьба в лесах не особенно радует его сердце.

Наконец солнце скрылось в потоке сияния на западе за горами, и, когда ночь окутала своим покровом это уединенное место, шум и суета приготовлений к походу смолкли; в бревенчатых хижинах офицеров погас последний свет; сгустившиеся тени деревьев легли на земляные валы и журчащий поток, и через несколько минут весь лагерь погрузился в такую же тишину, какая царила в соседних дремучих лесах.

Согласно приказу, отданному накануне вечером, глубокий сон солдат был нарушен оглушительным грохотом барабанов, раскатистое эхо которых далеко разносилось во влажном утреннем воздухе, гулко отдаваясь в каждом лесном углу; занимался день, безоблачное небо светлело на востоке, и очертания высоких косматых сосен выступали на нем все отчетливее и резче. Через минуту в лагере закипела жизнь: даже самый нерадивый солдат и тот поднялся на ноги, чтобы видеть выступление отряда и вместе с товарищами пережить волнения этой минуты. Несложные сборы выступавшего отряда скоро закончились. Солдаты построились в боевые отряды. Королевские наемники8
Королевские наемники … – В Семилетней войне на стороне англичан принимали участие европейские, в частности немецкие, гессенские, наемники.

Красовались на правом фланге; более скромные волонтеры, из числа поселенцев, покорно заняли места слева.

Выступили разведчики. Сильный конвой сопровождал повозки с походным снаряжением; и, прежде чем первые лучи солнца пронизали серое утро, колонна тронулась в путь. Покидая лагерь, колонна имела грозный, воинственный вид; этот вид должен был заглушить смутные опасения многих новобранцев, которым предстояло выдержать первые испытания в боях. Солдаты шли мимо своих восхищенных товарищей с гордым и отважным выражением на лицах. Но постепенно звуки военной музыки стали замолкать в отдалении и наконец совершенно замерли. Лес сомкнулся, скрывая от глаз отряд.

Теперь ветер не доносил до оставшихся в лагере даже самых громких, пронзительных звуков; последний воин исчез в лесной чаще.

Тем не менее, судя по тому, что происходило перед самым крупным и удобным из офицерских бараков, еще кто-то готовился двинуться в путь. Перед домиком Вебба стояло несколько великолепно оседланных лошадей; две из них, очевидно, предназначались для женщин высокого звания, которые не часто встречались в этих лесах. В седле третьей красовались офицерские пистолеты9
офицерские пистолеты . – Пистолеты для военных действий британские офицеры приобретали на собственные средства. Во времена Франко-индейской войны использовались пистолеты с ударно-кремневым типом замка. Пистолеты эти были однозарядными, после каждого выстрела необходимо было подсыпать порох на полку. Наиболее известным мастером по производству пистолетов в Англии был в это время Уильям Брандер.

Остальные кони, судя по простоте уздечек и седел и привязанным к ним вьюкам, принадлежали низшим чинам. Действительно, совсем уже готовые к отъезду рядовые, очевидно, ждали только приказания начальника, чтобы вскочить в седла. На почтительном расстоянии стояли группы праздных зрителей; одни из них любовались чистой породой офицерского коня, другие с тупым любопытством следили за приготовлениями к отъезду.

Однако в числе зрителей был один человек, манеры и осанка которого выделяли его из числа прочих. Его фигура не была безобразна, а между тем казалась донельзя нескладной. Когда этот человек стоял, он был выше остальных людей; зато сидя он казался не крупнее своих собратьев. Его голова была чересчур велика, плечи слишком узки, руки длинные, неуклюжие, с маленькими, изящными кистями. Худоба его необыкновенно длинных ног доходила до крайности; колени были непомерно толсты. Странный, даже нелепый костюм чудака подчеркивал нескладность его фигуры. Низкий воротник небесно-голубого камзола совсем не прикрывал его длинной худой шеи; короткие полы кафтана позволяли насмешникам потешаться над его тонкими ногами. Желтые узкие нанковые брюки доходили до колен; тут они были перехвачены большими белыми бантами, истрепанными и грязными. Серые чулки и башмаки довершали костюм неуклюжего чудака. На одном его башмаке красовалась шпора из накладного серебра. Из объемистого кармана жилета, сильно испачканного и украшенного почерневшими серебряными галунами, выглядывал неведомый инструмент, который среди этого военного окружения можно было ошибочно принять за некое таинственное и непонятное орудие войны. Высокая треугольная шляпа, вроде тех, какие лет тридцать назад носили пасторы, увенчивала голову чудака и придавала почтенный вид добродушным чертам лица этого человека.

Джеймс Фенимор Купер

Последний из могикан


Готов узнать я самое плохое

И страшное, что ты мне мог принесть,

Готов услышать тягостную весть

Ответь скорей - погибло ль королевство?!

Может быть, на всем огромном протяжении границы, которая отделяла владения французов от территории английских колоний Северной Америки, не найдется более красноречивых памятников жестоких и свирепых войн 1755–1763 годов, чем в области, лежащей при истоках Гудзона и около соседних с ними озер. Эта местность представляла для передвижения войск такие удобства, что ими нельзя было пренебрегать.

Водная гладь Шамплейна тянулась от Канады и глубоко вдавалась в колонию Нью-Йорк; вследствие этого озеро Шамплейн служило самым удобным путем сообщения, по которому французы могли проплыть до половины расстояния, отделявшего их от неприятеля.

Близ южного края озера Шамплейн с ним сливаются хрустально ясные воды озера Хорикэн - Святого озера.

Святое озеро извивается между бесчисленными островками, и его теснят невысокие прибрежные горы. Изгибами оно тянется далеко к югу, где упирается в плоскогорье. С этого пункта начинался многомильный волок, который приводил путешественника к берегу Гудзона; тут плавание по реке становилось удобным, так как течение свободно от порогов.

Выполняя свои воинственные планы, французы пытались проникнуть в самые отдаленные и недоступные ущелья Аллеганских гор и обратили внимание на естественные преимущества только что описанной нами области. Действительно, она скоро превратилась в кровавую арену многочисленных сражений, которыми враждующие стороны надеялись решить вопрос относительно обладания колониями.

Здесь, в самых важных местах, возвышавшихся над окрестными путями, вырастали крепости; ими овладевала то одна, то другая враждующая сторона; их то срывали, то снова отстраивали, в зависимости от того, чье знамя взвивалось над крепостью.

В то время как мирные земледельцы старались держаться подальше от опасных горных ущелий, скрываясь в старинных поселениях, многочисленные военные силы углублялись в девственные леса. Возвращались оттуда немногие, изнуренные лишениями и тяготами, упавшие духом от неудач.

Хотя этот неспокойный край не знал мирных ремесел, его леса часто оживлялись присутствием человека.

Под сенью ветвей и в долинах раздавались звуки маршей, и эхо в горах повторяло то смех, то вопли многих и многих беззаботных юных храбрецов, которые в расцвете своих сил спешили сюда, чтобы погрузиться в глубокий сон долгой ночи забвения.

Именно на этой арене кровопролитных войн развертывались события, о которых мы попытаемся рассказать. Наше повествование относится ко времени третьего года войны между Францией и Англией, боровшимися за власть над страной, которую не было суждено удержать в своих руках ни той, ни другой стороне.

Тупость военачальников за границей и пагубная бездеятельность советников при дворе лишили Великобританию того гордого престижа, который был завоеван ей талантом и храбростью ее прежних воинов и государственных деятелей. Войска англичан были разбиты горстью французов и индейцев; это неожиданное поражение лишило охраны большую часть границы. И вот после действительных бедствий выросло множество мнимых, воображаемых опасностей. В каждом порыве ветра, доносившемся из безграничных лесов, напуганным поселенцам чудились дикие крики и зловещий вой индейцев.

Под влиянием страха опасность принимала небывалые размеры; здравый смысл не мог бороться с встревоженным воображением. Даже самые смелые, самоуверенные, энергичные начали сомневаться в благоприятном исходе борьбы. Число трусливых и малодушных невероятно возрастало; им чудилось, что в недалеком будущем все американские владения Англии сделаются достоянием французов или будут опустошены индейскими племенами - союзниками Франции.

Поэтому-то, когда в английскую крепость, возвышавшуюся в южной части плоскогорья между Гудзоном и озерами, пришли известия о появлении близ Шамплейна маркиза Монкальма и досужие болтуны добавили, что этот генерал движется с отрядом, «в котором солдат что листьев в лесу», страшное сообщение было принято скорее с трусливой покорностью, чем с суровым удовлетворением, которое следовало бы чувствовать воину, обнаружившему рядом с собой врага. Весть о наступлении Монкальма причала в разгар лета; ее принес индеец в тот час, когда день уже клонился к вечеру. Вместе со страшной новостью гонец передал командиру лагеря просьбу Мунро, коменданта одного из фортов на берегах Святого озера, немедленно выслать ему сильное подкрепление. Расстояние между фортом и крепостью, которое житель лесов проходил в течение двух часов, военный отряд, со своим обозом, мог покрыть между восходом и заходом солнца. Одно из этих укреплений верные сторонники английской короны назвали фортом Уильям-Генри, а другое - фортом Эдвард, по имени принцев королевского семейства. Ветеран-шотландец Мунро командовал фортом Уильям-Генри.

В нем стоял один из регулярных полков и небольшой отряд колонистов-волонтеров; это был гарнизон, слишком малочисленный для борьбы с подступавшими силами Монкальма.

Должность коменданта во второй крепости занимал генерал Вебб; под его командованием находилась королевская армия численностью свыше пяти тысяч человек. Если бы Вебб соединил все свои рассеянные в различных местах отряды, он мог бы выдвинуть против врага вдвое больше солдат, чем было у предприимчивого француза, который отважился уйти так далеко от своего пополнения с армией не намного больше, чем у англичан.

Однако напуганные неудачами английские генералы и их подчиненные предпочитали дожидаться в своей крепости приближения грозного неприятеля, не рискуя выйти навстречу Монкальму, чтобы превзойти удачное выступление французов у Декеснского форта, дать врагу сражение и остановить его.

Когда улеглось первое волнение, вызванное страшным известием, в лагере, защищенном траншеями и расположенном на берегу Гудзона в виде цепи укреплений, которые прикрывали самый форт, прошел слух, что полуторатысячный отборный отряд на рассвете должен двинуться из крепости к форту Уильям-Генри. Слух этот скоро подтвердился; узнали, что несколько отрядов получили приказ спешно готовиться к походу.

Все сомнения по поводу намерений Вебба рассеялись, и в течение двух-трех часов в лагере слышалась торопливая беготня, мелькали озабоченные лица. Новобранец тревожно сновал взад и вперед, суетился и чрезмерным рвением своим только замедлял сборы к выступлению; опытный ветеран вооружался вполне хладнокровно, неторопливо, хотя строгие черты и озабоченный взгляд ясно говорили, что страшная борьба в лесах не особенно радует его сердце.

Наконец солнце скрылось в потоке сияния на западе за горами, и, когда ночь окутала своим покровом это уединенное место, шум и суета приготовлений к походу смолкли; в бревенчатых хижинах офицеров погас последний свет; сгустившиеся тени деревьев легли на земляные валы и журчащий поток, и через несколько минут весь лагерь погрузился в такую же тишину, какая царила в соседних дремучих лесах.

Согласно приказу, отданному накануне вечером, глубокий сон солдат был нарушен оглушительным грохотом барабанов, раскатистое эхо которых далеко разносилось во влажном утреннем воздухе, гулко отдаваясь в каждом лесном углу; занимался день, безоблачное небо светлело на востоке, и очертания высоких косматых сосен выступали на нем все отчетливей и резче. Через минуту в лагере закипела жизнь; даже самый нерадивый солдат и тот поднялся на ноги, чтобы видеть выступление отряда и вместе с товарищами пережить волнение этой минуты. Несложные сборы выступавшего отряда скоро закончились. Солдаты построились в боевые отряды. Королевские наемники красовались на правом фланге; более скромные волонтеры, из числа поселенцев, покорно заняли места слева.

Выступили разведчики. Сильный конвой сопровождал повозки с походным снаряжением; и, прежде чем первые лучи солнца пронизали серое утро, колонна тронулась в путь. Покидая лагерь, колонна имела грозный, воинственный вид; этот вид должен был заглушить смутные опасения многих новобранцев, которым предстояло выдержать первые испытания в боях. Солдаты шли мимо своих восхищенных товарищей с гордым и воинственным выражением. Но постепенно звуки военной музыки стали замолкать в отдалении и наконец совершенно замерли. Лес сомкнулся, скрывая от глаз отряд. Теперь ветер не доносил до оставшихся в лагере даже самых громких, пронзительных звуков, последний воин исчез в лесной чаще.

"Последний из могикан" - один из наиболее популярных романов американского писателя Фенимора Купера, принесший ему поистине мировую славу. Это роман о людях смелых, суровых и благородных; это история борьбы и гибели индейцев Северной Америки под натиском буржуазной "цивилизации".

Перевод с английского: Е. М. Чистяковой-Вер и А. П. Репиной

Стихотворные эпиграфы в переводе: Р. С. Сефа.

Художник: Михаил Андриолли

    Джеймс Фенимор Купер - Последний из могикан 1

      Глава I 1

      Глава II 3

      Глава III 4

      Глава IV 6

      Глава V 8

      Глава VI 10

      Глава VII 12

      Глава VIII 14

      Глава IX 16

      Глава X 17

      Глава XI 19

      Глава XII 22

      Глава XIII 24

      Глава XIV 26

      Глава XV 28

      Глава XVI 30

      Глава XVII 33

      Глава XVIII 35

      Глава XIX 37

      Глава XX 39

      Глава XXI 41

      Глава XXII 44

      Глава XXIII 46

      Глава XXIV 49

      Глава XXV 51

      Глава XXVI 53

      Глава XXVII 55

      Глава XXVIII 57

      Глава XXIX 59

      Глава XXX 62

      Глава XXXI 64

      Глава XXXII 66

      Глава XXXIII 68

      Великий пионер Американской литературы 70

    Примечания 72

Джеймс Фенимор Купер
Последний из могикан

Глава I

Готов узнать я самое плохое

И страшное, что ты мне мог принесть,

Готов услышать тягостную весть

Ответь скорей - погибло ль королевство?!

Может быть, на всем огромном протяжении границы, которая отделяла владения французов от территории английских колоний Северной Америки, не найдется более красноречивых памятников жестоких и свирепых войн 1755–1763 годов, чем в области, лежащей при истоках Гудзона и около соседних с ними озер. Эта местность представляла для передвижения войск такие удобства, что ими нельзя было пренебрегать.

Водная гладь Шамплейна тянулась от Канады и глубоко вдавалась в колонию Нью-Йорк; вследствие этого озеро Шамплейн служило самым удобным путем сообщения, по которому французы могли проплыть до половины расстояния, отделявшего их от неприятеля.

Близ южного края озера Шамплейн с ним сливаются хрустально ясные воды озера Хорикэн - Святого озера.

Святое озеро извивается между бесчисленными островками, и его теснят невысокие прибрежные горы. Изгибами оно тянется далеко к югу, где упирается в плоскогорье. С этого пункта начинался многомильный волок, который приводил путешественника к берегу Гудзона; тут плавание по реке становилось удобным, так как течение свободно от порогов.

Выполняя свои воинственные планы, французы пытались проникнуть в самые отдаленные и недоступные ущелья Аллеганских гор и обратили внимание на естественные преимущества только что описанной нами области. Действительно, она скоро превратилась в кровавую арену многочисленных сражений, которыми враждующие стороны надеялись решить вопрос относительно обладания колониями.

Здесь, в самых важных местах, возвышавшихся над окрестными путями, вырастали крепости; ими овладевала то одна, то другая враждующая сторона; их то срывали, то снова отстраивали, в зависимости от того, чье знамя взвивалось над крепостью.

В то время как мирные земледельцы старались держаться подальше от опасных горных ущелий, скрываясь в старинных поселениях, многочисленные военные силы углублялись в девственные леса. Возвращались оттуда немногие, изнуренные лишениями и тяготами, упавшие духом от неудач.

Хотя этот неспокойный край не знал мирных ремесел, его леса часто оживлялись присутствием человека.

Под сенью ветвей и в долинах раздавались звуки маршей, и эхо в горах повторяло то смех, то вопли многих и многих беззаботных юных храбрецов, которые в расцвете своих сил спешили сюда, чтобы погрузиться в глубокий сон долгой ночи забвения.

Именно на этой арене кровопролитных войн развертывались события, о которых мы попытаемся рассказать. Наше повествование относится ко времени третьего года войны между Францией и Англией, боровшимися за власть над страной, которую не было суждено удержать в своих руках ни той, ни другой стороне.

Тупость военачальников за границей и пагубная бездеятельность советников при дворе лишили Великобританию того гордого престижа, который был завоеван ей талантом и храбростью ее прежних воинов и государственных деятелей. Войска англичан были разбиты горстью французов и индейцев; это неожиданное поражение лишило охраны большую часть границы. И вот после действительных бедствий выросло множество мнимых, воображаемых опасностей. В каждом порыве ветра, доносившемся из безграничных лесов, напуганным поселенцам чудились дикие крики и зловещий вой индейцев.

Под влиянием страха опасность принимала небывалые размеры; здравый смысл не мог бороться с встревоженным воображением. Даже самые смелые, самоуверенные, энергичные начали сомневаться в благоприятном исходе борьбы. Число трусливых и малодушных невероятно возрастало; им чудилось, что в недалеком будущем все американские владения Англии сделаются достоянием французов или будут опустошены индейскими племенами - союзниками Франции.

Поэтому-то, когда в английскую крепость, возвышавшуюся в южной части плоскогорья между Гудзоном и озерами, пришли известия о появлении близ Шамплейна маркиза Монкальма и досужие болтуны добавили, что этот генерал движется с отрядом, "в котором солдат что листьев в лесу", страшное сообщение было принято скорее с трусливой покорностью, чем с суровым удовлетворением, которое следовало бы чувствовать воину, обнаружившему рядом с собой врага. Весть о наступлении Монкальма причала в разгар лета; ее принес индеец в тот час, когда день уже клонился к вечеру. Вместе со страшной новостью гонец передал командиру лагеря просьбу Мунро, коменданта одного из фортов на берегах Святого озера, немедленно выслать ему сильное подкрепление. Расстояние между фортом и крепостью, которое житель лесов проходил в течение двух часов, военный отряд, со своим обозом, мог покрыть между восходом и заходом солнца. Одно из этих укреплений верные сторонники английской короны назвали фортом Уильям-Генри, а другое - фортом Эдвард, по имени принцев королевского семейства. Ветеран-шотландец Мунро командовал фортом Уильям-Генри.

В нем стоял один из регулярных полков и небольшой отряд колонистов-волонтеров; это был гарнизон, слишком малочисленный для борьбы с подступавшими силами Монкальма.

Должность коменданта во второй крепости занимал генерал Вебб; под его командованием находилась королевская армия численностью свыше пяти тысяч человек. Если бы Вебб соединил все свои рассеянные в различных местах отряды, он мог бы выдвинуть против врага вдвое больше солдат, чем было у предприимчивого француза, который отважился уйти так далеко от своего пополнения с армией не намного больше, чем у англичан.

Однако напуганные неудачами английские генералы и их подчиненные предпочитали дожидаться в своей крепости приближения грозного неприятеля, не рискуя выйти навстречу Монкальму, чтобы превзойти удачное выступление французов у Декеснского форта, дать врагу сражение и остановить его.

Когда улеглось первое волнение, вызванное страшным известием, в лагере, защищенном траншеями и расположенном на берегу Гудзона в виде цепи укреплений, которые прикрывали самый форт, прошел слух, что полуторатысячный отборный отряд на рассвете должен двинуться из крепости к форту Уильям-Генри. Слух этот скоро подтвердился; узнали, что несколько отрядов получили приказ спешно готовиться к походу.

Все сомнения по поводу намерений Вебба рассеялись, и в течение двух-трех часов в лагере слышалась торопливая беготня, мелькали озабоченные лица. Новобранец тревожно сновал взад и вперед, суетился и чрезмерным рвением своим только замедлял сборы к выступлению; опытный ветеран вооружался вполне хладнокровно, неторопливо, хотя строгие черты и озабоченный взгляд ясно говорили, что страшная борьба в лесах не особенно радует его сердце.

Джеймс Фенимор Купер

Последний из могикан

Готов узнать я самое плохое

И страшное, что ты мне мог принесть,

Готов услышать тягостную весть

Ответь скорей - погибло ль королевство?!

Шекспир

Может быть, на всем огромном протяжении границы, которая отделяла владения французов от территории английских колоний Северной Америки, не найдется более красноречивых памятников жестоких и свирепых войн 1755–1763 годов, чем в области, лежащей при истоках Гудзона и около соседних с ними озер. Эта местность представляла для передвижения войск такие удобства, что ими нельзя было пренебрегать.

Водная гладь Шамплейна тянулась от Канады и глубоко вдавалась в колонию Нью-Йорк; вследствие этого озеро Шамплейн служило самым удобным путем сообщения, по которому французы могли проплыть до половины расстояния, отделявшего их от неприятеля.

Близ южного края озера Шамплейн с ним сливаются хрустально ясные воды озера Хорикэн - Святого озера.

Святое озеро извивается между бесчисленными островками, и его теснят невысокие прибрежные горы. Изгибами оно тянется далеко к югу, где упирается в плоскогорье. С этого пункта начинался многомильный волок, который приводил путешественника к берегу Гудзона; тут плавание по реке становилось удобным, так как течение свободно от порогов.

Выполняя свои воинственные планы, французы пытались проникнуть в самые отдаленные и недоступные ущелья Аллеганских гор и обратили внимание на естественные преимущества только что описанной нами области. Действительно, она скоро превратилась в кровавую арену многочисленных сражений, которыми враждующие стороны надеялись решить вопрос относительно обладания колониями.

Здесь, в самых важных местах, возвышавшихся над окрестными путями, вырастали крепости; ими овладевала то одна, то другая враждующая сторона; их то срывали, то снова отстраивали, в зависимости от того, чье знамя взвивалось над крепостью.

В то время как мирные земледельцы старались держаться подальше от опасных горных ущелий, скрываясь в старинных поселениях, многочисленные военные силы углублялись в девственные леса. Возвращались оттуда немногие, изнуренные лишениями и тяготами, упавшие духом от неудач.

Хотя этот неспокойный край не знал мирных ремесел, его леса часто оживлялись присутствием человека.

Под сенью ветвей и в долинах раздавались звуки маршей, и эхо в горах повторяло то смех, то вопли многих и многих беззаботных юных храбрецов, которые в расцвете своих сил спешили сюда, чтобы погрузиться в глубокий сон долгой ночи забвения.

Именно на этой арене кровопролитных войн развертывались события, о которых мы попытаемся рассказать. Наше повествование относится ко времени третьего года войны между Францией и Англией, боровшимися за власть над страной, которую не было суждено удержать в своих руках ни той, ни другой стороне.

Тупость военачальников за границей и пагубная бездеятельность советников при дворе лишили Великобританию того гордого престижа, который был завоеван ей талантом и храбростью ее прежних воинов и государственных деятелей. Войска англичан были разбиты горстью французов и индейцев; это неожиданное поражение лишило охраны большую часть границы. И вот после действительных бедствий выросло множество мнимых, воображаемых опасностей. В каждом порыве ветра, доносившемся из безграничных лесов, напуганным поселенцам чудились дикие крики и зловещий вой индейцев.

Под влиянием страха опасность принимала небывалые размеры; здравый смысл не мог бороться с встревоженным воображением. Даже самые смелые, самоуверенные, энергичные начали сомневаться в благоприятном исходе борьбы. Число трусливых и малодушных невероятно возрастало; им чудилось, что в недалеком будущем все американские владения Англии сделаются достоянием французов или будут опустошены индейскими племенами - союзниками Франции.

Поэтому-то, когда в английскую крепость, возвышавшуюся в южной части плоскогорья между Гудзоном и озерами, пришли известия о появлении близ Шамплейна маркиза Монкальма и досужие болтуны добавили, что этот генерал движется с отрядом, «в котором солдат что листьев в лесу», страшное сообщение было принято скорее с трусливой покорностью, чем с суровым удовлетворением, которое следовало бы чувствовать воину, обнаружившему рядом с собой врага. Весть о наступлении Монкальма причала в разгар лета; ее принес индеец в тот час, когда день уже клонился к вечеру. Вместе со страшной новостью гонец передал командиру лагеря просьбу Мунро, коменданта одного из фортов на берегах Святого озера, немедленно выслать ему сильное подкрепление. Расстояние между фортом и крепостью, которое житель лесов проходил в течение двух часов, военный отряд, со своим обозом, мог покрыть между восходом и заходом солнца. Одно из этих укреплений верные сторонники английской короны назвали фортом Уильям- Генри, а другое - фортом Эдвард, по имени принцев королевского семейства. Ветеран-шотландец Мунро командовал фортом Уильям-Генри.

В нем стоял один из регулярных полков и небольшой отряд колонистов-волонтеров; это был гарнизон, слишком малочисленный для борьбы с подступавшими силами Монкальма.

Должность коменданта во второй крепости занимал генерал Вебб; под его командованием находилась королевская армия численностью свыше пяти тысяч человек. Если бы Вебб соединил все свои рассеянные в различных местах отряды, он мог бы выдвинуть против врага вдвое больше солдат, чем было у предприимчивого француза, который отважился уйти так далеко от своего пополнения с армией не намного больше, чем у англичан.

Однако напуганные неудачами английские генералы и их подчиненные предпочитали дожидаться в своей крепости приближения грозного неприятеля, не рискуя выйти навстречу Монкальму, чтобы превзойти удачное выступление французов у Декеснского форта, дать врагу сражение и остановить его.

Когда улеглось первое волнение, вызванное страшным известием, в лагере, защищенном траншеями и расположенном на берегу Гудзона в виде цепи укреплений, которые прикрывали самый форт, прошел слух, что полуторатысячный отборный отряд на рассвете должен двинуться из крепости к форту Уильям-Генри. Слух этот скоро подтвердился; узнали, что несколько отрядов получили приказ спешно готовиться к походу.

Все сомнения по поводу намерений Вебба рассеялись, и в течение двух-трех часов в лагере слышалась торопливая беготня, мелькали озабоченные лица. Новобранец тревожно сновал взад и вперед, суетился и чрезмерным рвением своим только замедлял сборы к выступлению; опытный ветеран вооружался вполне хладнокровно, неторопливо, хотя строгие черты и озабоченный взгляд ясно говорили, что страшная борьба в лесах не особенно радует его сердце.