Байдарские ворота – одна из удивительных достопримечательностей Крымского полуострова. Байдарские ворота находятся на старой Севастопольской дороге, между поселками Форос и Орлиное.

Географические координаты Байдарских ворот на карте Крыма GPS N 44.406153, E 33.782005.

– монумент, который был построен в 1848 году в честь окончания грандиозного строительства по тем времена, а именно дороги, которая связала город Ялту и Севастополь. Стратегическое значение этой дороги сложно переоценить – в те времена это была вторая дорога, ведущая к Ялте. Первая была построена в 1837 году, она связала Ялту и Симферополь, в следствии город получил новое направление для коммуникации и торговли. Теперь у Ялты было три возможных пути: морской и две дороги на западное и северное направление Крыма. В середине 19 века еще были сильны притязания Турции к Крымскому полуострову и каждая новая дорога давала значительные возможности для маневра войск, быстрому и незаметному перебросу их на полуострове.

Строительными работами и развитием этой части Крыма занимался Воронцов. По его приказу в честь окончания строительных работ и был построен портик архитектором К.И.Эшлиманом, вместе со смотровой площадкой, которая открывает чудесный вид на море.
Байдарские ворота расположены на высоте 604 метра над уровнем моря, между горами Чху-Баир и Челеби. C Байдарских ворот открывается один из самых лучших видов на Форосскую церковь, мыс Айя и бухту Ласпи.

Планируя поездку на Байдарские ворота , обычно посещают и вторую достопримечательность, находящуюся на маршруте, а именно Форосскую церковь. Ее строительство дало бесценный опыт возведения сложных объектов на краю скалы и на обрывистой местности в Крыму. После Форосской церкви была построена одна из самых известных достопримечательностей Крыма – Ласточкино гнездо.

Добраться до Байдарских ворот можно со стороны Севастополя: проехав Балаклаву и байкерский клуб «Ночные волки», нужно найти поворот на поселок Орлиное или найти указатель «ресторан Шалаш»; дальше по главной дороге и через 20 минут Вы у цели. Второй вариант: подняться со стороны Фороса, там есть поворот в сторону ворот, обозначенный большим указателем «ресторан Шалаш»; дорога перед туннелем резко уходит в право, 20 минутный подъем и вы у Форосской церкви, еще 5 минут в гору и Вы на Байдарских воротах.

Возле Байдарских ворот находится ресторан с прекрасными видами и хорошей едой, в основном состоящей из этнической Крымской кухни. А также небольшой рынок с сувенирами и изделиями из меха. Практически вся продукция на рынке ручной работы, продавцы в основном из близ лежащего горного поселка Орлиное.

Посещение Байдарских ворот и – очень интересное приключение, дорога намного лучше, чем на , склоны и повороты не такие резкие и не так сильно ощущается серпантин. По дороге, со стороны , будет несколько горных источников, построенных в конце 19-го века. В летнее время вода течет только из одного, а все остальное время работают оба источника. Поэтому по возможности возьмите с собой тару для набора воды.

Байдарская долина - прелестное и милое место юго-западного Крыма. Даже топоним Байдар-Ова подтверждает сказанное: Пайдар в тюркских языках - великолепная, отличная, Ова - долина.

Здесь сохранилась старая дорога из Севастополя в Ялту, она пересекает долину и через неглубокое ущелье выходит на Байдарский перевал (527 м над уровнем моря). К западу от Байдарских ворот поднимаются отроги вершины Челяби (655м) со скалистым утесом, выступающим к югу - горой Форос (563 м) или Разрыв-горою, к востоку гора Чху-Баир (705 метров) .

В 1787 году, совершив исключительно сложное и дли-тельное по тем временам путешествие в 5657 верст (было задейство-вано 14 карет, 124 пары саней, свита достигала 3000 человек), здесь побывала ее императорское величество Екатерина II. Маршрут ее путешествия по Крыму не включал, к сожалению (из-за отсутствия обустроенных дорог), всего Южного берега, однако, следуя из Балаклавы в сторону Карасубазара (ныне Белогорск), императри-ца все же поднялась к дикому тогда перевалу Байдар-богаз и бук-вально «краешком глаза» заглянула в сказочную страну, которую впоследствии назвала «лучшей жемчужиной» своей короны... Спу-стя годы, когда перевал уже был вполне обустроен, и дорога из Ялты в Севастополь не представлялась серьезным препятствием для поездок в экипажах, побывал тут и император Николай I. Он-то и назвал Байдарский перевал «русским Симплоном», твердо и реши-тельно поставив знак равенства между признанными ландшафтны-ми красотами Альп и только-только входившего в туристическую моду российской аристократии Горного Крыма .

Дорога, проходящая через перевал, построена по приказу губернатора Новороссии М.С.Воронцова, сооружена под руководством инженера-полковника Славича.

Сооружением дороги за-нимались военные строители, русские солдаты. Строительные ра-боты неоднократно прерывались (в 1830—1831 гг. из-за эпидемий чумы и холеры), сопровождались человеческими жертвами (в 1834 г. на перевале произошел горный обвал, под которым погибли четве-ро солдат-строителей...). Но все-таки, несмотря ни на что, дорога была построена. .

В память об окончании строительства в 1848 году по проекту архитектора К.И.Эшлимана на перевальной точке была воздвигнута, сохранившаяся до нашего времени, каменная арка— Байдарские ворота , своеобразный «па-радный» вход на Южнобережье . Байдарские ворота с архитектурной точки зрения являют собой портик из блоков добываемого здесь известняка со сложным карнизом, фланкируемый полуколоннами и перекрытый антаблементом. По сторонам к портику примыкают тумбы в виде прямоугольников, сделанные из известняка и придающие монументальный вид Воротам. К видовым площадкам в верхней части пропилеев ведет лестница.

Байдарский перевал не самый высокий в Крыму, но полоса Южного берега здесь достаточно узкая и море подступает к самому подножию горных обрывов и скал. И, конечно, вид с этого перевала, пожалуй, самый эффектный и впечатляющий. И самый неожиданный.

Только что дорога поднималась по сравнительно пологим северным склонам Главной гряды, петляя в горном лесу, как в изящном зеленом тоннеле. А здесь, на перевале, вдруг распахнулся горизонт. Впереди, куда только хватает глаз, сверкает и переливается море, глубоко внизу расстилается зеленый ковер садов, парков и виноградников; церковь на скале дополняет эту живописную картину и, словно на страже всей этой красы, как великаны, висят громады крутых и разорванных скал.

Конечно, это вид вряд ли кого оставит равнодушным - а тем более людей творческих, людей искусства, которые здесь побывали: художников, поэтов, писателей, музыкантов.

Дорога вьется. Заросли, долины... Пылает день безоблачный и ярый.

Идем без отдыха дорогой длинной, И вот внезапно слышу я: Байдары!

Смотрю - ворота... Две скалы пустынных, А дальше? Дальше... Или это чары?!

Эти восторженные, замечательные строки принадлежат выдаю-щейся украинской поэтессе Лесе Украинке (Л.П. Косач-Квитка).

В 1890 году, находясь в Крыму, смертельно больная поэтесса мно-го путешествовала, черпая от крымской природы вдохновение для своего творчества и, наверное, жизненные силы. В этом же году, проездом из Севастополя в Ялту, она побывала и на Байдарах. Байдары ее покорили, родилось это стихотворение, которое впо-следствии вошло в поэтический цикл Крымские воспоминания.

Модест Мусоргский написал фортепианную пьесу «Байдары».

Польский поэт Адам Мицкевич, автор удивительного цикла «Крымские сонеты», который стал венцом его поездки в Крым летом 1825 г., один из сонетов посвятил именно этим местам. И.Бунин очень любил эти строки, побудившие его изучить польский язык.

Байдарская долина.

Скачу, как бешеный, на бешеном коне:

Долины, скалы, лес мелькают предо мною,

Сменяясь, как волна в потоке за волною...

Тем вихрем образов упиться - любо мне!

Но обессилел конь. На землю тихо льется

Таинственная мгла с темнеющих небес,

А пред усталыми очами все несется

Тот вихорь образов - долины, скалы, лес...

Все спит, не спится мне - и к морю

Я сбегаю:

Вот с шумом черный вал подходит: жадно я

К нему склоняюсь и руки простираю...

Всплеснул, закрылся он: хаос повлек меня -

И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,

Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.

А известный русский журналист дядя Гиляй, московский репортер и поэт Владимир Гиляровский выразил свои чувства не менее эмоциально:

И над нами, и под нами,

То лазурь, то моря сталь -

С облаками и волнами

Перламутровая даль...

По дороге мчимся вниз мы,

Опьяняет аромат

Самоцветных камней призмы

В блеске солнечном горят.

Самоцветные камни - это не только поэтический образ. В южном обрыве горы с полузабытом названием Яурн-Чаурн-Бели были обнаружены подземные шары, некогда заполненные исландским шпатом (а это тот же капльцит, но только бесцветный, прозрачный и обладающий способностью двояко преломлять свет). При изучение жильного кальцита в нем обнаружены пустоты. О том, что кристаллы прозрачных минералов иногда содержат «узников» - пустоты с жидкостью, в котором плавает пузырек газа, знали еще в глубокой древности: « ... словно заложница, в нем капля таится. Это вода придает особую ценность кристаллу», - писал римский поэт Октавий Клавдиан.

Когда-то, в прежние времена, здесь продавали прозрачные кристаллы исландского из жилы, к сожалению, ныне истощившейся.

Наиболее созвучны торжественной красе этих мест дивные строки поэта А.К. Толстого, жившего в Меласе. Он проезжал перевал с невестой Софьей Андреевной в 1865 г.

Туман встает на дне стремнин,

Среди полуночной прохлады

Сильнее пахнет дикий тмин,

Гремят слышнее водопады.

Как ослепительна луна!

Как гор очерчены вершины!

В сребристом сумраке видна

Внизу Байдарская долина.

Над нами светят небеса,

Чернее вездна перед нами,

Дрожит блестящая роса

На листьях крупными слезами...

Душе легко: не слышу я

Оков земного бытия,

Нет страху, ни надежде,

Что будет впредь, что было прежде -

Мне все равно - и что меня

Всегда, как цепь, к земле тянуло,

Исчезло все с тревогой дня,

Все в лунном блеске потонуло...

Куда же мысль унесена,

Что ей так видится дремливо?

Не средь волшебного ли сна

Мы едем вместе вдоль обрыва?

Ты ль это, робости полна,

Ко мне склонилась молчаливо?

Ужель я вижу не во сне,

Как звезды блещут в вышине,

Как конь ступает осторожно,

Как дышит грудь твоя тревожно?

Или при обманчивой луне

Меня лишь дразнит призрак ложный

И это сон? О, если б мне

Проснуться было невозможно!

Иван Бунин, Нобелевский лауреат, много раз бывал в Крыму, накрепко привязался к этому краю, и любовь не проходила никогда, даже в далекой эмиграции.

Светает...Над морем, над пологом туч,

Лазурное утро светлеет:

Вершины байдарских причудливых круч

Неясно и мягко синеют.

Как зеркало - море... Не плещет прибой...

Под легкой фатою тумана,

В ущельях, где сумрак теснится ночной,

Ещё и прохладно и рано...

Но с каждой минутой в рассветных лучах

Яснеют и берег, и море...

Как чудны здесь, в этих зеленых горах,

Весенние свежие зори!..

В заключение - выдержка из «Путеводителя по Крыму» Григория Москвича за 1912 г.

«Едва вы переступили по ту сторону ворот, величественное море открывается во всей своей красоте и несказанном великолепии: там внизу, далеко, клубится оно в глубоком тумане, смеющееся, сверкающее, искрящееся и лобызающее цветущий насаждениями берег. При восходе солнца пурпурно-золотистые облака, застилающия сплошной стеной горизонт у моря, в сочетании с роскошной зеленью долины, на которой лежат еще ночная свежесть, придает картине, открывающейся от Байдарских ворот, особую прелесть. Над воротами устроена площадка, с которой виды ещё величественнее, ещё грандиознее».

P.S. С 1848 года по 1972 год года Байдарский перевал был единственной дорогой ведущей в Севастополь со стороны южного берега, и только после строительства трассы Ялта-Севастополь через ласпинский перевал, Байдарские ворота становятся не просто «проезжей» достопримечательностью, а местом, вновь символизирующим открытие южного берега Крыма

Прямо от ворот санатория «Форос» начинается серпантин, ведущий к Байдарским воротам. Байдарские ворота - это перевал на старом шоссе Севастополь-Алупка, построенном в середине 19-го века. Это был второй экипажный выход на Южный берег. До завоевания русскими Крыма экипажных выходов на Южный берег не было вовсе. Были только вьючные и пешеходные тропы. После того, как Крым отошёл к России, была построена дорога от Симферополя до Алушты через Ангарский перевал, а в 1848 году - шоссе Севастополь-Алупка.

Байдарские ворота называются так по Байдарской долине, которая находится по ту сторону Крымских гор. Она в свою очередь называлась так по селу Байдары. Это татарское название. В наше время село называлось Орлиное. Байдарские ворота описаны во многих литературных произведениях, поскольку они очень эффектны. Со стороны Байдарской долины вы поднимаетесь по извилистой дороге, которая с обеих сторон стеснена скалами. Местность мрачная, много поворотов, изгибов. Вдруг видите впереди действительно «ворота»: прорубленный в скале коридор, сверху которого положено несколько плит. Когда же вы проходите сквозь эти ворота, перед вами вдруг распахивается морская даль и обширнейший вид на весь Южный берег Крыма. На людей, едущих здесь в первый раз, это всегда производит неизгладимое впечатление. Экскурсоводы всегда останавливают здесь группы и наслаждаются произведенным на экскурсантов эффектом. С Байдар смотрела на Южный берег Крыма и Екатерина II, когда она совершила в 1787 году поездку в Крым. Она прибыла сюда из Севастополя, который тогда еще не был никаким Севастополем, а был Ахтияром, и как раз Екатерина его и переименовала. А вот проехать на Южный берег она не могла, дорог не было. Тогда Потемкин привез её на Байдары, поставил там для неё шатер, в котором она жила день или два и любовалась отсюда своими новыми владениями – Южным берегом.

Когда же мы были на Байдарах, то там вблизи перевала на южнобережном склоне был устроен ресторанчик, из которого при хорошей погоде Южный берег просматривался до самой Медведь-горы. Очень удачное местечко.

От Байдарских ворот начинается спуск к морю. Это достаточно пологий серпантин, на котором много длинных витков. Мы спускались пешком, поэтому где можно эти петли срезали. Одни поворот, другой поворот - и вдруг перед нами открылась парящая над Южным берегом небольшая красивая церковь. Очень красочная и удивительно вписывающаяся в пейзаж.

Я узнал ее сразу. В детстве у меня был деревянный ящик для игрушек. Ящик был из-под чая - куб со стороной сантиметров семьдесят, весь оклеенный цветными картинками. На одной грани этого ящика был изображен ГУМ и Красная площадь. Памятник Минину и Пожарскому стоял еще на старом месте, примерно против будущего Мавзолея, а не у храма Василия Блаженного. А на ГУМе красовалась большая вывеска «Кузнецов – преемник Губкина». Это был ящик из-под кузнецовского чая. На второй грани ящика красовалось изображение вот этой самой церкви Преображения Господня, которая открылась перед нами на спуске от Байдарских ворот. Построена она была на средства Кузнецова в 1888 году в ознаменование чудесного спасения царской семьи при взрыве поезда в Горках. Изображение этой церкви Кузнецов сделал своим логотипом. Оно мелькало по всей стране на чайных упаковках, которые шли от Кузнецова, вывесках и так далее. И вот я увидел эту церковь воочию. Она действительно была очень красива. У входа толпился народ, ожидавший начала службы. Служба там проходила в те годы очень редко. И вот собравшиеся ждали, когда приедет священник и всех пустят внутрь. Мы так и не дождались этого момента. И пошли, пошли, пошли, пошли по серпантину и в конце концов спустились с высоты пятисот метров (на которых находятся Байдарские ворота) до самого Фороса.

Автомобиль рванул,- и за спиной,
С полусемейной флотской стариной,
Отбитый пылью, скрылся Севастополь.
И взор — нетерпеливою струной:
Скорей бы море вскинуло волной,
Чтоб осрамить пред пышною страной
Всей оглушительною вышиной
И кипарис и тополь!
Летим — и словно Крым зачах,
Летим — и, словно в обручах,
Мы в кряжах кружим ожиданье:
Да скоро ль прянет волн качанье?
Летим — и прямо на плечах
Громады скал… Коснись — и трах!
Летим, поддразнивая страх,-
То под горами, то на горах,-
И хоть бы моря дальнее мерцанье!
Уже готово Крыму порицанье…
Летим, летим… Резвится пыльный прах.
Летим, летим — и впопыхах
В пролет ворот и — ой! И — ах!
Ах! — И в распахнутых глазах
Пространств блистательный размах,
Пространств морское восклицанье!

(No Ratings Yet)

Еще стихотворения:

1. Целый день скрипят ворота, дребезжит в окне стекло. Поднимается ворона против ветра тяжело и, не выдержавши крена, отмахавшись кое-как, мчится по ветру мгновенно в полный сумрака овраг! Прислоненная к забору...
2. Вот она, стихия волновая, В беспокойной славе разливной! Словно набегая, обливая, Хочет познакомиться со мной. Но московской жизни мостовая Так меня втянула в норов свой, Что вот-вот и с моря...
3. В горах дожди, в горах седое небо, В горах грохочут горы по горам, Гремит поток, вчера лишь бывший снегом, Грохочут глины, твердые вчера. А нам легко! Над нами солнца желоб...
4. Вся ты закуталась шубой пушистой, В сне безмятежном, затихнув, лежишь. Веет не смертью здесь воздух лучистый, Эта прозрачная, белая тишь. В невозмутимом покое глубоком, Нет, не напрасно тебя я искал....
5. «Граф фон — дер Пален». — Руки на плечах. Глаза в глаза, рот иссиня — бескровный. — «Как самому себе. Да сгинет страх. Граф фон — дер Пален. Верю безусловно!»...
6. Не однажды с тобой в чужедальнем краю, где над морем белеют домишки, мы мечтали: пожить бы тут, словно в раю, взяв с собою родные лишь книжки. Иль в степях, разглядев...
7. Нам сказал недавно кто-то Про ленивого Федота. Целый день он в гамаке Дремлет с зонтиком в руке. В огород зовут Федота, Говорит он:- Неохота…- Говорит:- Пойду потом,- И зевает под...
8. «За жар души, растраченный в пустыне…» Лермонтов Еще, как Гулливер, пришит я к тебе двужилием любви, и в этой стуже необжитой прости мне горести мои! Нет, не тебе случайный жребий...
9. В книговращалищах летят слова. В словохранилищах блуждаю я. Вдруг слово запоет, как соловей — Я к лестнице бегу скорей, И предо мною слово точно коридор, Как путешествие под бурною луною...
10. И он настанет — час свершения, И за луною в свой черед Круг ежедневного вращения Земля усталая замкнет. И, обнаживши серебристые Породы в глубях спящих руд, От полюсов громады льдистые...
11. Учил Менделеев, что необходимо Серьезней на Север взглянуть. — Россия,- сказал он,- не знала б Цусимы, Был если бы Северный путь! Ученый не дожил… Его указанья, Его предсказанья сбылись. Упорны...
12. Ангел, дней моих хранитель, С лампой в комнате сидел. Он хранил мою обитель, Где лежал я и болел. Обессиленный недугом, От товарищей вдали, Я дремал. И друг за другом Предо...
13. В этоть вечер над Невою Встал туман!.. И град Петра Запахнулся с головою В белый плащ из серебра… И тотчас же, для начала, С томным криком, вдалеке, Поскользнулась и упала...
14. Тебе примерещился город, Весь залитый светом дневным, И шелковый плат в тихом доме, И родственников голоса. Быть может, сочные луны Мерцают плодов над рекой, Быть может, ясную зрелость Напрасно мы...
15. Я люблю тебя в дальнем вагоне, В желтом комнатном нимбе огня. Словно танец и словно погоня, Ты летишь по ночам сквозь меня. Я люблю тебя — черной от света, Прямо...

Сочинение К. Жукова «Заметки в пути на Южный берег Крыма», изданное в Петербурге в 1865 году, не очень известно любителям ялтинской старины, особенно по сравнению, например, с популярными «Очерками Крыма» Е. Маркова. Тем не менее, это – весьма любопытный документ своего времени, интересный точностью и оригинальностью бытовых зарисовок. В предлагаемом отрывке, рассказывающем о Ялте и ее окрестностях, сохранена авторская пунктуация и, зачастую, орфография.

В мае месяце, в Петербурге начинается необыкно¬венное движение. На реке Неве большия лодки, а на улицах, возы, увозят мебели и всякие предметы домашняго ком¬форта. На берегу Васильевскаго острова, дымятся загранич¬ные и финляндские пароходы. На железных дорогах уве-личивается число отъезжающихъ из Петербурга. Понятно, что большое число жителей спешит уехать из города.

Нельзя удивляться такому переселению, при наступлении теплых дней. После восьмимесячного затворничества, всякий, имеющий какие либо средства, если только не связан исключительными обязанностями, уезжает на дачу, в деревню, за границу.

В последнее время, путешествие за границу, для образованного общества, сделалось какою-то болезнью, излечимою только при осуществлении желания уехать, во что бы ни стало, хотя бы с подрывом средств, необходимых, в будущем. Потому, во всяком кружке, имеющем претензию принадлежать к образованному обществу, как бы ни был мал этот кружок, всегда окажутся лица, бывшия или бывавшия за границей. Между тем, очень мало лиц, которыя путешествовали по Poccии и могли бы разсказать об ея богатствах и разнообразии. Здесь ясно, с одной стороны, неукротимое увлечение, а с другой - поражающее равнодушие.
Если нельзя допустить, что в России нет замечательных местностей для любопытства и для лечения, то равнодушие к путешествиям по Poccии не значит ли, что здесь нельзя путешествовать удобно и дешево?

Чтобы разрешить этоть вопрос, по возможности, постараюсь разсказать, как мне, выезжавшему из Петербурга только в Москву, случилось съездить на южный берег Крыма.

16 июня 1864 года, я отправился в путь. Пролетев по железной дороге до города Острова, Псковской губернии, я проскакал на почтовых до Киева и потом в Васильковский уезд, Киевской губернии. Прожив здесь до 12 июля, я поехал в местечко Ржищев, на берегу р. Днепра, чтобы на пароходе доехать, этою рекою и Черным морем, на южный берег Крыма.

Не знаю, богаты ли петербургские книжные магазины путеводителями в эту очаровательную часть Крыма? Но, на пути, я не нашел печатных указателей. Заметки г. Шевелева, изданныя в 1847 году, в 23 странички в 16 долю листа, очень кратки, хотя и за них надобно благодарить, тем более, что в них есть исторические указания. Конечно, есть ученыя сочинения о Крыме, но путешественник, без ученой цели, ищет других подробностей. Между тем, разсказы встречных лиц были различны, что зависело от взгляда. Одни уверяли, что нас ожидает голодная смерть; другие, что надобно иметь при себе все, в чем нуждается человек, привыкший к некоторым удобствам жизни, третьи, напротив, успокаивали, доказывая по опыту, что можно найти все нужное,- были бы деньги.

Полагая, что не один я буду в таком сомнительном положении,- что особенно затрудняет при странствовании семейно, как то было со мною, - решаюсь описать свою поездку на южный берег Крыма, с целью разъяснить для многих вопрос об удобстве или неудобстве поездок по Pocсии.

О пути изъ С.-Петербурга до Киева не буду говорить подробностей, потому что проезд по железной дороге и по почтовым трактам не требует объяснений. Карета катилась по гладкому, прекрасному шоссе, в лошадях не было недостатка. Правда, что лошади часто попадались измученныя от перевозки почтовых дилижансов, безпрестанно снующих по дороге, но все же эти бедныя животныя не отказывались служить, а я не имел претензии скакать, очертя голову. Бедныя почтовыя лошади! Если верование о переселении душ в животных может иметь осуществление, то, по мнению моему, самыя бедныя души будут те, которыя переселятся в русских почтовых лошадей. Не буду говорить и о том, с каким удобством можно доехать на пароходе Днепровскаго Общества Пароходства, от Kиeвa до м. Ржищев, что составляет один переезд, потому что я начал путешествие по Днепру от м. Ржищев. Начну с отьезда моего от этого местечка.

12 июля 1864 года в 12 часов по-полудни, я сел на нароход «Днепр», в местечке Ржищев, графини Дзялинской, по прибытии этого парохода из Kиева. Пароход «Днепр» несовсем приспособлен для удобства пассажиров, что особенно испытывают дамы, которым отведены очень малыя каюты. Правда, что, при невозможности, по известной высоте воды в р. Днепр, сделать пароход длиннее, шире или выше, ни на один вершок,- как о том говорят, - нельзя и требовать особых удобств. Но как пароход останавливается на ночь у берега, на котором негде приютиться, и потому необходимо ночевать в каюте, то мне кажется, что Днепровское Пароходное Общество очень бы обязало пассажиров 1-го и 2-го классов, сделав выдвижныя постели при тех скамьях с подушками, какия ныне служат единственными прибежищами, в каждом классе, недостаточ¬ными для мужчин, если их более десяти, а для дам и того менее, или же иметь на пароходе несколько складных спальных кресел. Что касается кушанья, то мож¬но получать все необходимое в буфете парохода, но по принятой для пароходов высокой цене. Не худо иметь при себе, свой чай и сахар, дорожный нессесер и белье для утренняго туалета и умыванья.

Говорят о заметном обмелении реки Днепра. Со стороны главного управления путей сообщения оказано было значительное nocoбие на очистку этой реки oт камней, но работы не достигли цели. Камни взорваны неглубоко, и хотя не видно верхушек камней, но они остались на местах, покрытые водою, - что делает их опаснее.
Практические люди говорят, что, потревожив камни в порогах, между Екатеринославом и Никополем, усилили тем обмеление реки.

Пароход отапливается дровами. Известно однакож, что на пути пароходства находится местечко Смела графа Бобринскаго, где, или около, имеются богатыя уголь¬ныя копи, испытанныя и отапливающия сахарный завод графа. Во время пути, с парохода постоянно опускается лот или палка, конец которой окрашен в разные цвета. Иногда пароход, неожиданно, останавливается в виду мели, образовавшейся случайно и небывшей известною. Наносы песку образуют там мели. В некоторых местах каржи, замечаемыя по особым струям на поверхности воды, опасны для пароходов. Под каржами здесь известны деревья, оторванныя от берегов и останавливающияся под водой. Дно парохода «Владимир» было вырвано такою каржею. Казалось бы, что нженерам следует не столько трудиться над взрывом камней, что не достигает цели, сколько очищать реку от каржей. От них пароходы не могут итти ночью,- что удлиняет время и увеличивает неудобство.

На пароходе общество было смешанное. В самом начале нашего плавания, пошел дождь. Пассажиры 1-го и 2-го классов спрятались в каюты, а бедный З-й класс, на палубе, испытывал всю тягость своего открытаго положения. Но, как видно, пассажиры этого класса привыкли к тому. Я заметил даму, одетую очень просто, которую звали капитаншей. Она, под проливным дождем, прикрытая крошечным зонтиком, курила из трубки с длинным чубуком, выпуская клубы дыма. Тут же были и другия женщины, курящия папиросы. Ничего нельзя сказать против этого, если курение облегчает страдание и, может быть, предупреждает болезнь. Проехать 300 и более всрст под дождем, проведя на палубе, полторы сутки, нелегко. На пути, пароход останавливается для высаживания пассажиров, или же принимает новых. Появление новых лиц оживляет общество. Таким образом, мы останавливались у м. Черкасы, у гор. Канона, а также Крылова, прежде Городище. Нам встречались большия мачтовыя лодки с кладью, называемыя здесь берлинами.

Выехав из Ржищева, как сказано, в 12 часов по-полудни, мы приехали, на другой день утром, в гор. Кременчуг. Имея время до следующаго дня, мы перевезли вещи на другой пароход, называемый «Кременчуг»,- что необходимо сделать своими заботами на извощичьих дрожках или телеге, не надеясь на содействие пароходной конторы, которая не приготовила для того ни людей, ни лошадей, ни лодок. Хотя прислуга па¬рохода и вызывается перевозить на лодке, но мы едва не утонули в дрянной рыбачьей лодке, и очень сожалели, что доверились перевозчикам; при чем оказалось возможным, доплыть только до разводнаго Днепровскаго моста, который не был разведен, и потому все же понадобилось нанимать лошадь, а самим переходить берегом по колено в песке.

Нельзя не протестовать против такого равнодушия дирекции Днепровских пароходов, к удобствам пассажиров, с которых берут хорошия деньги. Нет, мы во многом отстали от иностранцев в этом отношении, и, по мнению моему, никакое возражение дирекции не может быть основательным. Кассир сказывал, что, будто бы, был заведен перевозный экипаж, но что не было охотников ездить в нем или перевозить кладь; но такое слабое сочувствие публики, вероятно, от того последовало, что и здесь назначили цены очень высокия…

… Лошади были готовы, и мы двинулись далее в Байдарскую долину, отстоящую от Балаклавы в 25 верстах. Скоро, мы приехали на Байдарскую станцию, и опять не оказалось лошадей, и не было надежды получить их, ранее поздняго вечера. Не хотелось нам проехать по живописной Байдарской долине и въехать на южный берег Крыма ночью. Потому, мы остались переночевать на Байдарской, буквально скверной, чисто татарской станции, и пошли прогуляться. Здесь татарская деревня, довольно населенная, но столь грязная по своей обстановке, что всякая поэзия местности, нелишенной и здесь приятности, исчезала, при виде грязных, и даже частью полунагих татар и их жилищ.

В первый раз встретилась здесь женщина, закрытая чадрой, чрез которую виднелись одни блестящие глаза. Женщина сидела на траве и одета была прилично; но тут же прошел, - что мы видели в Крыму в первый и последний раз, - моло-дой татарчонок с ношею древесных сучьев, почти голый, потому что лохмотьев, покрывавших только некоторыя части тела, и то не вполне, нельзя было отнести ни к какому роду одежды. Скоро, начало вечереть, и мы должны были возвратиться на станцию. Возле дороги, татарское кладбище. По дороге гнали волов. Татарские арбы (телеги) с немазанными колесами, - что у Татар не случайность, а в порядке вещей, - производили неприятный, невыносимый скрип. В воздухе, начала появляться некоторая свежесть, но не северная, и мы возвратились в станционный дом, где разместились, сколь можно было, удобнее, благодаря тому, что не случилось других проезжающих.

От нечего делать, я начал рассматривать смотрителя станции. Что за жизнь станционного смотрителя? Ямщики и лошади, - с которыми он не может иметь общества, - и проезжающие, с которыми у него нет ничего общаго, вот положение станционнаго смотрителя. Проезжающие, по большей части, стараются или кончить разговор, сделав несколько вопросов, или начать и кончить неприятными жалобами, и часто бранью, несправедливою. Между тем, вы видите пред собою, очень часто, молодаго, порядочнаго человека, одетаго по форме чиновника; около него шпага, вывеска благородства; все комнаты на станции, кроме его, чисты и хорошо меблированы. Между тем, есть много смотрителей женатых, с кучами детей, лишенных воспитания.

Много станций в России проехал и везде видел, не столько нужды матерьяльной, которая может удовлетворяться малым, но везде нищету нравственную, делающую человека дрянью. На одной станции, утром рано, я застал смотрителя учащим маленькую дочь молиться. Она усердно стучала лбом в деревянный пол комнаты и бойко повторяла слова заповеданной Спасителем молитвы «Отче наш». В Байдарах, смотритель, как бы отвечая на мои думы, выдвигал, не нарочно, все виды своего неотрадного быта. Но это еще не так дурно в стране южной, где природа облагораживает чувство. Каково это положениe в других местах?

Мы встали рано утром, но туман, застилавший предметы, лишил нас возможности уехать немедленно. Скоро, воздух очистился, и мы въехали в живописную Байдарскую долину. Как все дивно здесь, как мало похоже на окрестности Петербургской ямы, где копошится много людей, тогда как здесь, ближе к раю, в месте злачном так пусто. Там царство людей, здесь - пернатых и насекомых.

Вот близятся Байдарские ворота. Подымаясь извилинами дороги, приходя в восторг от окружающих видов, мы должны подъехать к такому месту, с котораго внезапно увидим весь южный берег. На этом пункте останавливалось царское семейство для завтрака, и, в воспоминание того, здесь устроены ворота из камня, добытаго из скал. Действительно, когда подъехали мы к воротам, удивление и восторг были полныя. Буду считать этот момент одним из счастливейших в моей жизни.

Художники, поэты, придите, пишите, пойте! Пред вами безконечное тихое море, около вас громадныя скалы, и над ними парящие орлы. Внизу, извилистая полоска шоссе, с левой стороны дороги, скалы, покрытыя живописною растительностью и бегущими, здесь и там, струями чистейшей воды; а вправо великолепный зеленобархатный склон, усеянный виноградниками, садами и оканчивающийся морем, до того впечатлительным, что не хочется отвести глаз под влянием этого чудеснаго вида. Можно сказать, что здесь Бог бросил на землю рай, чтобы приготовить к понятию о paе небесном.

И так мы катились далее и далее, показалось, что остаемся на одном и том же месте, потому что ворота, - о которых сказал я, - не теряются из вида. Между тем, исчезают версты. Нам встречаются татары и татарки, в местных двух-колесных ящиках с балдахинами, или скачущие верхом всадники. Восточно-разноцветная одежда, мусульманския приветствия, и висящия на скалах деревни, все это было ново для нас, и дорога, делаясь более и более живописною, представляла более и более занимательности. Но вот станция Кикенеиз, от которой один переезд до Алупки, князя Воронцова, венчающей Крым своим великолепием.

Известно, из изданных описаний Крыма, что татарския деревни, встречающияся от Байдарской долины вдоль южнаго берега, носят греческия названия, принадлежавшия им до переселения прежних обитателей, в царствование Екатерины II, на берега Азовскаго моря. Tак, недалеко от Байдар, деревня Фарос, по средине лесистой горы, Mишатка, Мердвень, с каменною лестницею, вьющеюся около пропастей; Кучук-кой, часть которой в 1786 г. обрушилась, с домами и садами, и образовала пропасти, и потом Кикенеиз, с почтовою станциею того же имени.

Намереваясь ехать в Алупку, и потому своротить с почтовой дороги, не доезжая до следующей станции, мы встретили в Кикенеизе затруднение. Нам сказали, что ямщик не имеет права сворачивать с дороги, но что мы можем, доехав до следующей станции, взять там частных лошадей до Алупки. Ясно было, что содержатель на обеих станциях один, и что это притеснение ничего более как желание содрать с нас почтовые прогоны и за частный возвратный на несколько верст наем до Алупки.

Видя такой жидовский разсчет, мы решились испытать, нельзя ли на дороге нанять лошадь или носильщика для чемоданов, а сами приготовились дойдти до Алупки, от большой дороги, пешком, что не составляет большаго труда. Конечно, мы рисковали сложить чемоданы на дороге; но оказалось, что «черт не так страшен, как его рисуют», и наш ямщик соблазнился предложенным полтинником, и, своротив с дороги, привез нас в Алупку к самой гостинице.

Вот мы и в Алупке. Но прежде описания поэтической стороны этого восхитительнаго приюта, займемся устройством своего обиталища. Надобно перевести дух от неоставлявших нас впечатлений.

Князь Воронцов, столь известный по многосторонним отличным качествам, сделал из Алупки, для путешественников предмет любопытства. В Алупку ехали все, кто имел случай быть в этой стороне, или же нарочно, и надобно было устроить прибежище, чтобы доставить возможность остаться в этом гостеприимном уголке, без стеснения владельца. Не знаю, кому принадлежит мысль о гостинице: князю отцу или сыну, нынешнему владельцу Алупки, но дело в том, что вы находите здесь гостиницу, очень чистую, снабженную удобною, хорошею мебелью и посудою oт князя. Я слышал, что она отдана в аренду, но, к сожалению, Французу, оставшемуся, вероятно, от хвоста французской apмии, в которой он, как полагать можно, служил, при конюшне, или же в лагере при реданте.

У него есть свой штат: 1, жена его, хозяйка, обязанная составлять неверные, увеличенные счеты и представлять собою образец французской женской безграмотности; 2, девица N, сестра его или его жены, кухарка, прачка, судомойка и компаньонка при гостинице, словом, на все руки, и 3, в одном лице, швейцар, лакей и дворник, служивший в французской армии при ослах, потому заимствовавший от них много ослинаго, утративший носовые платки свои, - если они были, - при осаде Севастополя. Спрашивается, чем Француз мог заслужить внимание, и почему именно он получил преимущество пред соискателями аренды?

Мы заняли здесь очень хорошие комнаты, и прежде прогулки признали нужным объясниться об обеде. Kaк ни прикрывала хозяйка свою несостоятельность, но можно было догадаться, что ни запасов, ни денег у нея нет, и что нам предстоит одолжаться одной поэзией местности и воображать себя безплотными духами, обитающими в раю. Однакож, отказа не было, и хозяйка с таким достоинством говорила название разных блюд, что уже от разнообразия заамнчивых звуков можно было насытиться. Поручив себя покровительству судьбы, мы отправились на прогулку.

Пред нами море, и на берегу раскинулась Алупка с своим дворцем, православным храмом, ввиде Пантеона, мечетью и такою растительностью, что она напоминает все страны света. Кипарисы, маслины, лианы, померанцы, цветы всех видов, разбросанные везде, и в саду: гроты, эрмитажи, пруды и пр. Мы не знали с чего начать, и ограничились, на первый раз, общим обозрением, сколько то позволил томительный жар и усталость от почтовой езды.

Возвращаемся в гостиницу голодные, с аппетитом, способным проглотить все царства природы. В столовой оказался сервированный table d’hotel, и слуга, выворотивший свою грязную блузу, с ловкоcтию почти военнаго человека, подал нам menu обеда: 1. potage a la reine; 2. saute aux roynons и 3. roastbeef a I’anglaise. Чего же больше? Нас накормили так скверно, как токмо следовало бы ожидать при обстановке гостиницы, нелишенной посетителей. В столовой, мы застали русскаго купца, путешествующаго по Крыму, в своей коляске с длиннополым прикащиком-лакеем. Купец приветливо начал говорить с нами о содержателе гостиницы. Он бранил за то, что его накормили супом из почек, единственным, доставшимся на долю его блюдом, и указал на стоящий пред ним самовар, как на своего спасителя, из котораго он, в горестном настроении духа, выдувал десятый стакан чаю.

Скоро, почтенный купец снялся с якоря, и так откровенно, с такими подробностями, невыходящими однакож из приличий, выбранил Француженку, что она должна остаться довольною, если поняла хотя одну четверть милых эпитетов.

Сожалею, что не приучил себя к выражению ощущений, а их было так много в Алупке. Наступила чудесная, южная и притом лунная ночь. В воздухе здесь так тихо, мягко н ароматно, что все чувства были в каком-то особенно приятном настроении. Может быть мне, как петербуржцу, жителю такого города, где все заняты, даже те, кому нечего делать, самая свобода и отдых способствовали, в известной степени, к увлечению новым личным положением, но я никак не соглашусь, что те же ощущения были бы возможны и в этом новом моем положении, в другом месте, менее очаровательном.

Вдали от берега, стоял греческий корабль, единственный предмет на безграничном пространстве воды, освещенной луною. Этот корабль прибыл сюда для вытаскивания со дна моря осколков затонувшего здесь, во время бури, парохода «Ениколь».

Татары, как жители юга, довольствуются очень малым для пропитания. Не знаю, как жили более богатые из них, которых много выбыло при недавнем выселении из Крыма; я же видел остатки татарскаго населения, людей простых, рабочих. Кто то назвал всех татар, и выбывших и оставшихся, дрянью, и, как кажется, это правда, потому что татары много лет населяли Крым, а последний не представляет прогресса. Можно предполагать, что богатые татары в образе жизни не опередили своих бедных собратий. Татары едят отличнейшую баранину, но редко, потому что она недешева, и при том здесь, на юге, мясо не составляет такой по-требности, какую составляет оно на севере. Преимущественное кушанье татарина - кашица из пшена, с кислым молоком, катык, и только. К сожалению, но я заметил что наша русская цивилизация пустила и здесь те корни, коих не следовало бы прививать.

Разскажу о моем замечании. В гостинице были наняты поденщики татары, которые обедали в то время, когда мы возвратились к нашему обеду. На камне, служившем обеденным для них столом, лежал кусок ситнаго хлеба и стояла бутылка с водкой. Я спросил: давно-ли Магомет разрешил пить вино? Татарин отвечал, что коран запрещает пить вино, и что он за тысячу рублей не возьмет капли в рот, но что водка не запрещена, потому что это не вино. Это уже не наивно, а хитро придумано, подумал я, и догадался, что великим учителем в этом случае, был, блаженной памяти, гениальный откуп, а потом распространенныя везде вывески распивочно и на вынос, которыя украшают все входы и выходы. Грустно было, въезжая в уездные и губернские города, читать такия вывески на каждом шагу и еще грустнее встретить их на южном берегу Крыма.

Поэзия утра сменила поэзию вечера. Мы отправились осматривать Алупку. Дом князя Воронцова представляет снаружи образец Мавританскаго зодчества, как можно более подходящий к природе этой местности, на которой здание в другом стиле не согласовалось бы с характером окрестных жилищ. Внутри дома князя соединение восточнаго с западным так хорошо выдержано, что последнее не уничтожает перваго. Вид из дома, обстановка его, и все мелочи показывают, какой вкус руководил хозяина и какими средствами обладал он.

Когда мы обошли сад, где так хорошо умели воспользоваться вообще богатою природою и отторгнутыми от гор каменными громадами,- то нам казалось, что мы в каком-то волшебном месте. Грот, под скалой утес, на который ведет лестница; пруды с прозрачнейшею водою и с множеством ясно видимых рыб; лебеди, каскады, шелковичныя деревья, померанцы, апельсины, ла-вры, оливы, лимоны, гранаты, розы всех видов, великолепнейшия магнолии, кипарисы, тополи, пальмы, виноград, фиги, кедры, волошские орехи, табак, тропическая растительность и пр., все это вместе представляет такое богатство, которое степнаго жителя приводит в изумление. А сколько предметов укрылось oт наших глаз; сколько их здесь для личнаго удовольствия и пользования владельца.

Жар, неизбежный с приближением полдня, заставил нас спешить купаньем. Для того избрано место у скалы, несовсем удобное для тех, кто не плавает; при том дно здесь каменисто, так что без башмаков неприятно ходить. Но все это избывается при входе в воду. Надобно однакож непременно иметь башмаки для купанья, которые продаются в Одессе, но которые лучше сделать из верблюжья толстаго сукна, в виде носка, привязываемаго тесемками. Это сукно мягко, выдерживает более соломенных плетенок – какия я видел в Одессе - и после выжатия скоро высыхает.

Алупка посещается, преимущественно, по воскресеньям, жителями Ялты, и там есть экипажи, о которых будет сказано ниже. Но и в будни Алупка не лишена посетителей.

Взглянув на выси гор, над которыми парят орлы, и видя на горе крест, желаешь узнать, что же там, за горами, и к удивлению узнаешь, что за горами степная гладь, и нет там ни той растительности, ни того воздуха, какие на южном берегу Крыма.

Обед наш в этот день был обильнее. Содержательница гостиницы, получив несколько денег, купила мяса, хлеба и пр. и накормила нас с большим вниманием. К сожалению, лакей блузник не переродился и привычки его: брать стакан, опустив в него мерзкие свои пальцы, и вынимать мух из сливок тою же пятернею, остались при этом невеже. Но мы, в дороге, часто встречая подобныя привычки, сумели удалять участие грязнаго слуги, котораго судьба, - как бы в насмешку, - назначив во французские свинопасы, возвысила, наконец, до лакея русской гостиницы.

Да простит мне читатель, что я занимаю его такими подробностями; но я желаю сберечь его от ласк ощипанных Фрацузов, которые, как кажется, ведут свое начало из Иудеи, в чем нельзя сомневаться, при разсмотрении типа семейства содержателя гостиницы, и той способности вести торговлю без капитала, к какой оказывается способнейшим жидовское племя.

После обеда, мы пошли в деревню Алупку, которая возле княжескаго дома и представляет ряд плоских крыш с сидячими на них татарами, татарками и татарченками. Татарка копалась в садике, и, увидя жену мою, с улыбкою подала ей огурец, и когда та приняла его с благодарностию, то татарка хотела повторить свою любезность. Здесь женщины без чадр, но может быть потому, что они у себя дома; впрочем, мы, после встретили много женщин и девиц, здесь же в Алупке, но вне деревни, и все оне были без покрывал. Мы не вхо¬дили во внутренность саклей, но, как можно было заметить, не много потеряли от того. Нам хотелось сохра¬нить приятное впечатление и не нарушать его.

Возле деревни рынок, состоящий из нескольких лавок, и мечеть. Старик мулла вошел на минарет и прокричал призыв к молитве весьма приятным голосом. С позволения муллы, и можно сказать по приглашению всех бывших у мечети татар, мы вошли в нее. С потолка спускается много лампад; пол покрыт циновками и в некоторых местах коврами. Впереди, небольшое в стене углубление, в котором повешена какая то тряпка, священная потому, что она вывезена из Мекки, от гроба Магомета.

Пред этой тряпкой, мулла, сидя на коленях, читал молитвы, которыя повто-рялись всеми присутствовавшими, сидевшими в том же положении. Каждый мусульманин, входя в мечеть, сиимал обувь и делал поклоны, прижимая руки к разным частям тела, а потом уже повергался ниц. Молились все очень смиренно, и каждый отдельно; но после, молитва сделалась общею, или повторением слов муллы. Были минуты такого сосредоточения молящихся в самих себя, что я думал, не заснули ли они.

Костюм татарок очень красив спереди, но не красив сзади. У водоема, мы увидали несколько молодых женшин и девиц, весьма приятной наружности. У них хороши глаза; но крашенье волос и зубов делает их неприятными. Они шлепают своими туфлями, и это делает походку нетвердой н неправильной. Я заметил татарок косоногих, вероятно от неловкого сиденья на ногах. Группа женщин и девушек у водоема дополнила картину восточной обстановки. Когда мы поравнялись с одной отдельной саклей, то увидали прискакавшего ловкаго молодаго татарина. Он соскочил с седла у ног своей подруги, очень миловидной и грациозной, которая ожидала его с улыбкою. Затем посыпалась бойкая речь, и молодая красивая чета скрылась в сакле. Эта сцена свидания запечатлелась в моей памяти.

Но довольно для Алупки; надобно двигаться далее в Ялту. Князь Воронцов, в заботах об удобствах путешественников, позволил превратить прекрасную телегу в скромный дилижанс и вышел очень хорошенький 8-ми местный дилижанс в татарском вкусе, но на рессорах и с смазанными колесами. Когда мы нанимали дилижанс, с тем, чтобы иметь остановки у Apиянды и Ливадии, то с нами договаривался кучер, запросивший за такое исключение из правил до 6 руб., уверяя, что он никому не даст в этом ящике места, кроме нас. Посему, мы полагали, что цена зависит от произвола, хотя в гостинице и вывешена такса. Но пред отьездом явился к нам конторщик, который взял по положению 3 p. за четыре места, а 1 р. за поклажу и объявил, что мы не будем иметь достаточно времени, чтобы останавливаться, а поедем одни, по неимению других пассажиров. Кучер быль назначен не тот, который хотел нас обмануть, и таким образом мы испытали на опыте, что не следовало обращаться к отдельным лицам, а прямо в контору князя.

Выехав из Алупки 31-го июля, в 4 часа 25 минут, после обеда, мы приехали в Ялту к 7 часам вечера. Вся дорога составляет бесконечный сад, с чудесными видами на мope и скалы. Везде стекают с гор ручьи чистейшей воды в устроенные водоемы и оттуда в виноградники чрез дорогу. Здесь и там приятный шум каскадов. Миновав живописныя имения Мальцева, Кочубея, княгини Мещерской, Нарышкина и потом Ариянду Великаго Князя Константина Николаевича и верхнюю и нижнюю Ливадии Императрицы Mapии Александровны, а также имение Корсакова и красивыя дачи возле самой Ялты, мы приехали сюда, в восторге от дороги.

Ялта, маленький уездный городок. Здесь катится быстрый ручей с гор и впадает в море. На верху, красивая православная церковь. При въезде в город, с той стороны, с которой мы въехали, внизу по берегу находятся: казарма гарнизонных солдат, неоконченный еще дом для особ Императорской Фамилии, гостиница Француза Собеса, таможня и гостиница Галахова Hotel de la cote; лучший дом в Ялте. Спрашиваем кучера, где больше останавливаются, и он указывает на французскую гостиницу, говоря, что Галаховская лучше, но там много насекомых. Начинается торг с Французами. Запросили вдвое: по 3 р. за каждую грязненькую комнату; при чем не было недостатка во французских хи-тростях как на пр. согласились взать за две комнаты в первый день 6 р., во второй 5 р. и в третий 4, и на том остановиться.

Когда мы решились уйти, то Француз уступил за 3 р. две комнаты или два нумера. Такая уступка, однакож, не более как случайность, чего не последовало бы, еслиб Француз знал, что в момент нашего соглашения, в гостинице Галахова, все нумера были заняты для ожидаемой с Кавказа свиты Великаго Князя Михаила Николаевича. Конечно, в Ялте, - как после я заметил, - есть квартиры; но может быть не отдали бы их на несколько дней, или мы могли при том не иметь прислуги.

Ялта очень маленький городок на берегу бухты; берег образует полукруг, и город издали очень красив, потому что, за ним и около, великолепныя горы, покрытыя чудесною растительностью, и море. Если же разсматривать дома отдельно, то все они, кроме гостиницы Галахова, не заслуживают внимания. Такой город, в другой местности, был бы назван дрянным, по справедливости. Говорят, что когда понадобилось городу Ялте устроить больницу, то не оказалось места, и что это случилось от захвата городской земли смежными владельцами, которые имея узаконенные, хотя и неверные планы, имели доказательства на право владения, тогда как город, незаботившийся о плане, слишком поздно узнал о захвате его земли.

Неприятельское вторжение оставило в Крыму несколько ощипанных французских блузников. Дом гостиницы принадлежит также грубому блузнику, который нажил огромное состояние в течение нескольких лет. Он, отдав теперь свой дом землякам, для гостиницы, сам занимается торговлей или содержанием экипажей лошадей. Говорят, что и помещающийся в его доме магазин с разным товаром, принадлежит ему же, что можно предполагать по дороговизне, возможной при отсутствии конкуренции. Гостиница же содержится французами: одним, ведущим хозяйство, и другим, толстейшим мужиком, приготовляющим кушанья. Этот триумвират держит приезжающих в своих руках, и обирание карманов доведено до гениальности.

Если бы какой нибудь умный pycский купец вздумал конкурировать, то трудно бы было теперь выбить этих вампиров из позиции, дающей средство сосать кровь увеличивающихся с каждым годом путешественников. Ведь, умели же распустить слух о клопах в гостинице Галахова, тогда как во французской гостинице, не только клопы, но и другия животныя, не исключая хозяев и прислуги, не вошли в басню. Долго еще ожидать упадка нашей привязанности ко всему иностранному, и долго еще учиться нашим торговцам исскуству удовлетворять потребностям публики с малыми средствами.

На берегу бульвар, но без деревьев, потому что здесь под влиянием солнца, на открытом месте, нет растительности. Здесь же купальни, мужская и женская, отделенныя деревянными небольшими будками на берегу, и несколькими досками, под водою и на воде. Вода и здесь, в Ялте, - против ожидания, - была холодна, и на дне оказалось очень много острых камней, так что без башмаков нет возможности пройдти нисколько шагом, и были случаи больших порезов ног. Но не смотря на неровностъ воды, которая делалась то теплее, то холоднее, купанье здесь очень полезное и приятное. Чем чаще случается купаться, тем более желания продолжать. В начале августа в Петербурге, мало или вовсе нет охотников купаться, а в Ялте и других местах на южномь берегу Крыма, лучшие месяцы для купанья сентябрь и октябрь, и даже ноябрь, но не всегда. В эти месяцы созревает виноград, и вообще обилие фруктов.

Мы отправились вечером на прогулку по бульвару. Посредине играли музыканты, Чехи, двое мужчин и одна женщина. Myзыка не дурна, но очень скромна для бульвара, на котором собирается значительное число гуляющих и было бы еще более. Но здесь может заменить всякую музыку гармонический напев вечерняго ветерка, освежавшаго воздух, и прибой волн, разсыпающихся у береговых камней. В тот же вечер, отплывал, в город Керчь, пароход того же названия, и на нем играла музыка. К пароходу перевозили пассажиров с берега на лодке, по невозможности устроить пристани у самаго берега и дороговизне мола, устройство котораго, - как мне кажется, - испортило бы картину бухты.

Луна, выплывшая из за облаков, осветила безконечность, расположила и нас к мечтам. Прервав их, мы пошли на базар, который вечером, при южной темноте, - будучи освещен фонарями, выставляемыми продавцами фруктов, - довольно живописен. Торговцы здесь, по преимуществу, Греки. Тут же множество Татар, предлагающих верховых лошадей, и несколько русских лавок с разными товарами, как то: сахаром, чаем, кофе, маслом, свечами и пр. Здесь несколько булочных, из которых одна немецкая. Mне кажется, не может существовать города без немецкой булочной. В Витебске я остановился у лавки, где заметил булки знакомаго вида, и оказалось, что булки были немецкия. В других городах, мы заметили то же. Посему, я могу предполагать, что Немцы захватили в свои руки всероссийскую булочную торговлю.

В начале августа, в Ялте, не было хороших фруктов. Виноград ранний кисел, - что случилось от холода, бывшего в 1864 году, после наступления весенней теплоты; груши, сливы и яблоки, продаваемые на фунты, оказывались дурными и дорогими. Понравились одни фиги. Что касается дынь, то они были вкусны, из Севастополя, но называют их здесь мужиками, как плод очень обыкновенный. А у нас на севере, - подумал я, - почетное, дорогое место занимает дыня.

Утро, 1-го августа, было также хорошо, как и в предыдущие дни. Выкупавшись, - в башмаках, приготовляемых по 75 коп. за пару сторожем купальни, - мы пили чай в садике, или вернее огороде гостиницы, в беседке, обвитой виноградными лозами. Вдали виднелся южный берег. Выси гор были покрыты, как бы паром от спустившихся на них облаков, которыя, мало по малу исзчезая, открывали горы во всем их великолепии. Солнце осветило несколько падающих с гop ручьев, и зелень имела такой чудесный цвет, что если бы не жар, увеличивавшийся в нашем приюте, то мы долго бы любовались картиной берега. К сожалению, здесь жар очень утомляет, и есть часы дня, в которые даром теряется время, по невозможности ходить под палящим южным солнцем и что либо делать, от жара. Впрочем, в 1864 году, не было тех жаров, какими отличается здешняя местность.

Шляпа моя была покрыта белым тюрбаном, купленным в Одессе. Концы были спущены по плечи, что защищало от солнца голову и шею. Я не придавал моей физиономии чрез эту повязку ничего особеннаго, и никак не думал служить предметом особеннаго внимания, а вышло так. В Ялту приехало из Петербурга несколько красивых и элегантных молодых людей. Они катались верхом на татарских лошадях, одевались прилично для конных и пеших прогулок. Но им не доставало таких тюрбанов, какой был у меня, а в Ялте невозможно было достать.

Однако, на свете не бывает зла неисправимаго, и счастие или довольство собою возвращается так же скоро, как уходит. Мы увидели на другое утро, что кавалькада двинулась на прогулку с белыми кисейными полосками на шляпах, так, что концы летали по воздуху. Жители гостиницы сейчас же прозвали молодых людей невестами. Советую читателю не привязывать к шляпе подобных лент, а лучше спускать из под шляпы белый батистовый платок, - что ближе к цели, не смешно, и что делают Англичане везде, где палит солнце.

1-го августа, после обеда, когда жар начал сменяться приятной прохладой, мы поехали в Арианду, имение Великаго Князя Константина Николаевича, на южном берегу Крыма. Местность величественно-дикая, но искусственная чистота дорог, дорожек и площадок, и вообще искуство на каждом шагу, уничтожили ту дикую прелесть, которою так воспользовались в Алупке. Во дворце много вкуса и роскоши. Цветник прекрасный; на скале ротонда. Но как ни старались строители и садовники украсить местность, все же лучшим украшением Apианды будет дикая красота окружающих гор, и море, вид на которое восхитительнее всего виденнаго в Велико-княжеском дворце.

Возвращаясь из Арианды, мы заехали в Ливадию, имение Государыни Императрицы Mapии Александровны, принадлежавшее прежде фамилии Потоцких, вероятно графов. Дворец перестраивается; но мы не были лишены возможности видеть некоторыя комнаты, так что - можно сказать - были во дворце. Когда все переделки и перестройки, а также новыя постройки будут окончены, то конечно Ливадия будет одним из изящнейших приютов для укрепления здоровья и для отдыха. Церковь, которая окончательно отделывается, построена в византийском стиле. Работают здесь итальянские художники, которым чужда Византийская живопись, что не мешает им исполнять заказ, с большим искусством, разумеется, по данным образцам. Всеми работами руководствует архитектор Монигетти.

Но начинало темнеть и надобно было возвратиться в нашу гостиницу. Отвратительными показались наши комнаты, после виденных во дворцах, и жалки были удобства наши, купленныя однакож не дешево. Но и такая роскошь, какую видели мы во дворцах, могла бы тяготить нас. Виноградники царские служат не малым украшением описанных дач и, вероятно, доставляют большой сбор этого приятнаго плода, полезнаго для здоровья и для виноделия.

По возвращении в Ялту, опять купанья, опять вечер на берегу моря, опять прибой. Ветер усилился, и начиналась большая зыбь, что объяснили отдаленной бурей на море, хотя редкой в августе, но все-же возможной. В городе, между полицейскими лицами, началось движение, беготня, и на берегу у лодочной пристани мы заметили сборище. Ожидали приезда Великаго Князя Михаила Николаевича,- о чем было известно по телеграфу; при чем велено приготовить комнаты в гостинице Галахова для Великокняжеской свиты. В бухте стоял военный пapoxoд, на котором можно было заметить что то общее с приготовлениями на берегу. На другой день, 2 августа, мы увидели пристань, украшенную цветами, - что конечно днем было заметнее, а на городских зданиях приготовленные шкалики и плошки.

2 августа, вечером, начались на военном пароходе сигналы, и, вечером же, при большом морском волнении, прибыл пароход с Великим Князем и его свитой. Скоро после того, лодки подъехали к берегу, Великий Князь уехал в одну из Императорских дач, и гулянье продолжалось в иллюминированном городе, который, как мне казалось, по средствам своим едва-ли мог сделать более. Мне понравилось здесь то, что Великому Князю, которому на долю выпала честь украсить страницы отечественной истории окончательным покорением Кавказа, первый прием, выражавший признательность и преданность, сделал городок очень маленький и бедный, но сочувствующий великому событию не менеe других больших городов.

Когда сделалось известным о покорении Кавказа, я был в Maлоpoccии, и видел, что событие это произвело большое впечатление. После, когда я плыл по Днепру и Черному морю, Кавказское событие составляло первый предмет разговора лиц, ехавших на пароходах. Тут же появились люди, имеющие цели и виды на Кавказ призывающий к своим местностям, необыкновенно богатым природою и обещающим служить для торговли и мануфактур золотым руном. С приездом Великаго Князя, Ялта оживилась ещс более. Великий Князь и лица из его свиты посещали город.

3 августа купанье поразило меня. Утром, в 7 часов, было в воде восемь градусов, а в 8 часов тринадцать. Удовольствие купанья было невыразимо, не смотря на такую свежесть воды. Не надобно оставаться долго в воде. Достаточно окунуться два или три раза в холодной воде, или оставаться до 10 минут в воде, когда она тепла. Морския купанья - я говорю о Черном Mopе - в воде, подверженной безпрестанным изменениям и имеющей большую силу ударов, не годятся для слабогрудых и страдающих простудою. Для них лучше брать в том же мopе, но в Одессе, теплыя ванны, о которых я говорил в своем месте. Для охранения волос от влияния морской воды, употребляется так называемое морское мыло. Если морская вода будет иметь слишком большое влияние, то есть будет производить на теле, не только зуд, вследствие мелкой сыпи, но вызовет ранки, чирья и пр., то очень полезно натирать тело, пред купаньем, желтками куриных яиц.

Проходя в свой нумер, я не мог не полюбоваться, с какою приветливостью триумвират Французов, обирает своих постояльцев. - Как мог бы грубый блузник нажить себе огромное состояние в городке, столь маленьком, если бы не обладал нахальством. Преемник его уже не ходит в блузе, но манеры его и вид доказывают, что они братья и по земле, где получили начало, и по характеру. Не скажу того про третьяго, который в совершенной зависимости от живота, и я боюсь, что когда нибудь, стоя у горячей плиты, он растает и лишит окончательно возможности разгадать его свойства.

Желая, до отъезда, обозреть окрестности, мы отправились верхом к водопаду Учан-су, за греческой деревнею Ауткою. Мы выехали утром, на татарских лошадях, с татарскими седлами и с проводником татарским. Дорога в горы живописна, и чем далее мы углублялись в чащу леса и ближе подъезжали к водопаду, тем болеe дикою становилась местность. В некоторых местах тропинки на самых обрывах, так что, наконец, мы принуждены были оставить лошадей и продолжать путь пешком. Надобно удивляться татарским лошадям, как они привычны ходить по горам. В некоторых местах умное животное идет совершенно отвесно, a в других, на узких тропинках, остановится, постучит ногою, крепко-ли держится камень или земля, и тогда уже ступает. Без таких лошадей, невозможно подъехать к водопаду. Говорят, что татары ленивы и заводят в такую глушь, сокращая дорогу, но что можно проехать удобнее.

Водопад Учан-су должен быть великолепен после дождей, когда много воды; но когда мы были здесь, вода спускалась отвесно, по каменной, ровной, отвесной скале, в небольшом количестве, и потому мы не нашли шумящаго, ревущаго водопада, с водяною пылыо, каким он должен быть в иное время. Но мы были на большой вышине, видели всю Ялту и море, которому нет конца в его беспредельности. Арианда, Ливадия, Маштар, Аутка - все это было видно. В виду Аутки развалины крепости, относимой к древности. В Аутке Греческая церковь, с весьма престарелым священником. Нельзя было не заме¬тить, что и в этой живописной местности много кабаков.

По возвращении в Ялту, мы познакомились с академиком Макаровым, состоящим, кажется, в военной службе, который показал нам несколько снятых им окрестных видов, как то: города Ялты и водопада Учан- су. После Айвазовскаго, всякое искусство покажется слабым, и я не могу сказать, чтобы картины и рисунки г. Макарова сделали впечатление. Смотря на работу художника и не находя в ней того, что видел глаз в картинах природы, я прихожу к мысли о невозможности передать верно то, для чего недостаточно ни искусства живописи, ни способности описывать видимое.

5 августа мы решились уехать из Ялты в экипаже, нанятом у Собеса, до Симферополя. Это был очень удоб¬ный шарабан в шесть мест, включая место для кучера. Но лошади оказались дрянныя. Торговались долго, и нако¬нец, наняли дешевле того, что запрашивал содержатель единственнаго, но очень хорошенькаго экинажа, татарин, единственный конкурент Собеса. В Симферополь мы должны были приехать на другой день, после ночлега в Алуште. Погода была прекрасная, тихая, но без солнца, которое показалось тогда уже, когда оно не могло беспокоить.

Проезжая живописной дорогой, мы миновали имения: Исленьева, Мордвинова, Никитский ботанический сад ведомства Государственных имуществ, - котораго не следует оставлять без осмотра; чего мы не могли сделать по обстоятельствам, - имение Айданиль и Массандра князя Воронцова, Гурзуф, при подошве Яйлы и Аюдага, в древности мыс Криуметонон. Отсюда видна уже гора Чатыр-Даг (Шатер-Гора), в древности Трепезус, высочайшая в Крыму, где в ущельях лежит постоянный снег. Кроме того, мы миновали имения Гагарина и Фундуклея. Если вид на море и на чудесный берег от Байдар до Ялты можно назвать живописным, то и дорога от Ялты до Алушты заслуживает того же названия.

Можно сказать, что весь южный берег составляет один общий ряд с горами, скалами, извилистыми дорогами, ручьями, лесами, виноградниками и дачами, из которых каждая, соединяя около себя растительность, требующую ухода, окружена в то же время местностию дикою, имеющею свою особливую растительность. Вообще, растительность здесь поразительна. Есть в Мисхоре opеховыя деревья, с волошскими орехами, называемыми у нас грецкими, столь громадныя, что одно дерево, давая тень целой окружности, прокармливает своими плодами три семейства, то есть доставляет столько дохода чрез продажу плодов, что три семейства имеют годовое пропитание. В имении Фундуклея, мы видели камелию столь огромную, что покрывавшие ее цветы считаются тысячами, но и здесь это дерево, на зимние месяцы, накрывают досками, из которых составляется нечто в роде сарая. В Массандре князя Воронцова, табак не уступает турецкому и вино превосходно.

Наконец, приезжаем в татарскую деревню Алушту, откуда, сворачивая к Чатыр-Дагу, мы разстаемся с южным берегом…